Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

– Да, я слышала о смерти графа. Внезапная боль в груди, насколько мне известно. И насчет Хавизы ты прав. В его смерти она видит избавление.

– Значит, она не обрадуется, узнав, что я намерен снова выдать ее замуж.

Алиенора не удивилась, поскольку богатые и знатные наследницы являлись ценностью, которую короли использовали для вознаграждения верных вассалов и укрепления военных союзов. Зная, что Хавиза не может сказать «нет», Алиенора испытывала к ней легкое сочувствие, но такова была цена, которую Хавизе приходилось платить за удачу родиться богатой и знатной.

– Кого ты для нее присмотрел, Ричард?

– Достойного человека, – ответил он, хотя причиной выбора Хавизе нового мужа стало не это. – Я намерен отдать ее Балдуину де Бетюну, когда он вернется из Австрии. Я должен ему богатую наследницу, ведь отец обещал фламандцу Денизу де Деоль, а я отдал ее Андре.

– Балдуин – хороший человек, – согласилась Алиенора. – И поскольку он часто бывал при дворе твоего отца, я уверена, что они с Хавизой знакомы. Думаю, от этого ей будет легче.

Ричарда не особенно интересовало мнение Хавизы Омальской о предстоящем замужестве – он смотрел на нее, как на пешку, которую двигал по брачной шахматной доске, как считал нужным.

– Скажи ей, я устрою им роскошную свадьбу и сам за все заплачу. Возможно, это примирит ее с судьбой.

Едва узнав о смерти Леопольда Австрийского, Ричард послал сообщение Алиеноре, зная, что мать обрадуется, подобно ему самому. Однако он не раскрыл ей всего содержания письма архиепископа и, собираясь сделать это сейчас, понимал, что его слова ее не обрадуют.

– На смертном одре Леопольд приказал отослать Вильгельма ко двору венгерского короля, полагая, что тот отдаст мальчика отцу в Саксонии. Но Генрих пронюхал об этом и потребовал, чтобы Вильгельма прислали к нему. Теперь оба – Вильгельм и Отто – у него в заложниках, стали его орудием.

– Ричард, тебе известно, как обращаются с Отто?

– Я изо всех сил старался убедить Генриха взять с собой Отто, когда он вторгался на Сицилию, думал, что мальчику будет лучше находиться при армии, чем прозябать в каком-нибудь забытом Богом немецком замке. Генрих, разумеется, отказался, но друзья из Германии сообщили мне, что после этого он «облегчил» условия заключения Отто.

Для Алиеноры это звучало так же зловеще, как и для Ричарда. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, расстроенные тем, что так мало могли сделать для сына Тильды.

– Есть еще кое-что, – заговорил Ричард, – и хорошее, и плохое. Хорошее: в декабре императрица Констанция родила сына. Знаю, Джоанну эта новость порадует. Плохое: спустя четыре дня после вступления на трон Сицилии Генрих объявил, что обнаружил заговор против себя, и арестовал вдову Танкреда, ее детей и крупнейших представителей сицилийской знати. Сибиллу и ее дочь он отослал в монастырь в Германии. Адмирал Маргаритис и архиепископ Салерно заточены в замке Трифельс, который станет их могилой.

Алиенора похолодела от внезапной мысли об ужасах, скрытых за стенами замка Трифельс, о том, что судьба этих сицилийских аристократов могла постигнуть и ее сына.

– Помоги им, Боже, – печально промолвила она. – Ибо больше им надеяться не на кого.

Встреча Ричарда с Констанцией в Анжерском замке прошла теплее, чем он ожидал – обрадованная, что дочь уже на пути из Австрии, герцогиня держалась не так враждебно как обычно. Лицо Констанции всегда служило зеркалом ее души, и отвращение, которое вызывала у нее мысль о примирении с Рэндольфом, было очевидно для всех присутствующих в большом зале. Но она понимала, что заинтересованность Ричарда в присутствии ее сына при королевском дворе могла стать первым шагом к объявлению племянника своим наследником, если королева Беренгария не родит сына. Поэтому она согласилась обсудить его предложение со своими вассалами, и даже пригласить Рэндольфа в Бретань, если бароны дадут на это согласие. Ричард понимал – это лучшее, на что он мог надеяться, и лишь удивлялся, как мог его брат Жоффруа быть так счастлив в браке с этой женщиной, казавшейся колючей, как еж.

Семнадцатого марта он приехал в замок графа Честерского в Сен-Жак-де-Беврон и обнаружил, что граф не менее упрям, чем Констанция. Когда мужчина вступает в брак с женщиной более высокого происхождения, он надеется разделить ее титул, получить право на обладание землями своей жены, а также на доход от них. Но Констанция и ее бароны никогда не признавали Рэндольфа как герцога Бретанского, что служило причиной злой обиды. Ричарду пришлось провести несколько дней, убеждая графа, что если он вернется в Бретань, то сможет в полной мере пользоваться правами герцога jure uxoris, то есть по праву жены.

Заручившись согласием Рэндольфа, Ричард вознамерился двадцать четвертого числа того же месяца встретиться с владетелем Фужера. Рауль де Фужер был одним из самых своенравных бретонских баронов, постоянно бунтующим против анжуйских сюзеренов, но в прошлом году он скончался, и Ричард надеялся, что его брат окажется более сговорчивым. Но сначала он решил урвать денек для себя – сезон соколиной охоты близился к концу, и прежде чем отправиться в Фужер, он с Рэндольфом и его придворными рыцарями выехал испытать своих соколов на охоте за цаплями в камышах вдоль реки Беврон.

Партия охотников получила неожиданное пополнение – в замок явился брат Ричарда Джон. По его словам, он приехал навестить графа Рэндольфа и приятно удивился, застав здесь короля. Но Ричарда не обманули его заверения – он совершенно точно знал, что Джон прослышал о его встрече с Констанцией в Анжере и отчаянно хотел знать, не Артур ли теперь фаворит в гонке за титул наследника престола. Но спрашивать ни о чем не стал и втайне потешался недоумением графа Честерского, оказавшегося ни с того ни сего его «старым добрым другом».

День получился приятным. Белая соколица Ричарда отличилась, свалив огромную цаплю. Как смертоносная молния обрушилась она на превосходящую ее размерами птицу, а соколы Рэндольфа и Андре тоже упали на добычу. Псари спустили борзых, и пока охотники ждали, когда принесут добычу и отзовут соколов, Ричард и Андре сумели заинтриговать остальных рассказом о том, как сарацины используют кожаные колпачки для управления охотничьими птицами. Как только все возвратились в замок, граф Честерский воспользовался возможностью спросить