Джинкс - Сэйдж Блэквуд

– Инга, – вспомнил Джинкс. – Ты ведь Инга, верно?

– Откуда ты знаешь мое имя, слуга чародея? – с подозрением спросила девочка.

– Ты… – начал Джинкс, но остановился. Инга поколачивала его, а однажды, в свинарнике, ткнула лицом в грязь, да какое-то время так и продержала. Джинкс решил не упоминать об этом перед своими новыми друзьями. – Я тебя с детства помню.

– Ты не знаешь, в какой стороне живет Дама Гламмер? – спросила Эльфвина.

– Дама Гламмер… это ведьма, что ли? – спросила Инга.

– Да, – Эльфвина, по-видимому, решила, что рассказывать о своем родстве с ведьмой не стоит. – Мы шли к ней, да вот сбились с пути.

– К ведьме ходить не след, – наставительно сказала Инга. – Дома надо сидеть, на своей прогалине. А ходить по всяким разным местам опасно.

– Даже если не покидаешь тропы, – сказал Джинкс.

Сказал он это с иронией. И потому опечалился, когда Инга закивала, соглашаясь. Ему уже не верилось, что когда-то он позволял девчонке, которая боится высунуть нос за пределы Крыжовенной прогалины, тыкать его лицом в навоз.

Как бы то ни было, теперь она этого сделать не сможет – Инга была выше его, но Джинкс готов был поспорить, что он сильнее.

Другое дело, что, останься он здесь и кормись жабьей кашицей да щами, сил у него особо не прибавилось бы. Он и читать-то не умел бы! Немыслимо. Оставшись здесь, он не стал бы собой.

Но ведь они, здешние, и не хотели, чтобы он остался. Они заставили его сойти с тропы.

«А ведь я их так и не поблагодарил», – подумал Джинкс.

Когда Крыжовенная прогалина осталась позади, Джинксу показалось, что с плеч его свалился груз, равный по тяжести весу тролля. Об утраченной им магии он ничего здесь не узнал, но это его не расстраивало. Зато испытал облегчение, увидев, что все о нем забыли. Он больше не был жителем этих мест. Он был из дома Симона.

Какими бы недостатками Симон ни обладал, по крайней мере, скучным он не был, да и дождь в его доме не моросил.

Они прошагали целый день, веселые, не особо задумываясь о том, чего страшились деревья (Ривен прозвал это «Ужасом»).

– Ты, правда, там и родился, Джинкс? – спросила Эльфвина.

– Ага.

– Ну, это и в самом деле… – Эльфвина прикусила язычок и предприняла новую попытку: – И в самом деле, место очень…

– Убогое, – подсказал Джинкс.

– Я не виню тебя за то, что ты ушел и стал учеником злого чародея, – сказал Ривен.

– Он не злой, – отозвался Джинкс. В конце концов, Симон был врагом Костоправа, а это наверняка означало, что волшебник он добрый. Конечно, он навел на Джинкса ужасные чары. Но, может быть, Симон не очень понимал, насколько они ужасны. По большей-то части он был добрым, верно? В общем и целом?

– Так или иначе, выбирать мне не приходилось. Приемные родители выгнали меня, потому что у них родился свой ребенок.

– Эрменгарда? – спросил Ривен.

– Нет – а кто такая Эрменгарда?

– Та девочка в хижине, – пояснил Ривен.

Джинкс задумался.

– Сколько ей лет?

– Три года, – ответил Ривен.

– Тогда это не она. Слишком мала.

– Интересно, куда подевалась твоя сводная сестра, – сказал Ривен.

– Умерла, наверное, – сказала Эльфвина. – Или они и ее в лес свели.

Джинкс почувствовал, что не стоило ему расспрашивать Ривена. Но, с другой стороны, он никогда не задумывался об участи своей маленькой сводной сестры – Гертруда, так ее звали.

– По-моему, вот она, нужная нам тропа.

На этот раз он и вправду узнал тропу к домику Дамы Гламмер. И едва они свернули на нее, как Джинксом овладело странное ощущение: кто-то наблюдал за ними.

– Мне полагается остановиться на мосту и позвать ее, – сказала Эльфвина.

– Может, нам лучше до утра подождать? – предложил Ривен. Уже начинало смеркаться.

– Где подождать? – поинтересовалась Эльфвина. – Зачем проводить еще одну ночь на тропе, когда до дома моей бабушки рукой подать?

Она приложила ладони ко рту и позвала: «Ба-буш-каа!»

И сразу же послышалось буханье скачущей по тропе маслобойки.

– Ну-с, вот и они, – глаза Дамы Гламмер отливали в сумерках оранжевым цветом, а ухмылка расплывалась не только на лице, но и в голосе. – Все так, как и говорила Дама Эспер. Три маленьких птенчика, идущих, чтобы полюбоваться на старую ведьму в ее лачуге.

– Здравствуй, бабушка, – сказала Эльфвина.

Та половинка Дамы Гламмер, что не помещалась в маслобойке, наклонилась, разглядывая Эльфвину. Морщинистой рукой старуха взяла ее за подбородок и заглянула девочке в глаза.

– Так, и кто же это называет меня бабушкой?

– Эльфвина. Дочь Берги.

– А-а, дочка Берги, – Дама Гламмер усмехнулась так, точно собиралась слопать Эльфвину. – В последний раз я видела тебя двухлетней.

– Я так и знала! – воскликнула Эльфвина. – Она говорила, что мы никогда не встречались, но я тебя запомнила.

Лицо Дамы Гламмер осталось непроницаемым.

– Запомнила? Что же ты помнишь?

– Я помню, как ты приехала к нам в маслобойке, – сказала Эльфвина. – И как мы собирали землянику.

– Ага, – сказала Дама Гламмер. – А мать тебе, стало быть, наврала, так?

– Ну, я не сказала бы…

– Я сказала. Уверяет, будто ты меня никогда не видела, хоть ты и видела, а? Я называю это враньем. Ладно, пошли, птенчики.

Маслобойка снова забухала по тропе. Эльфвина, Ривен и Джинкс последовали за ней. Через несколько минут впереди послышались ругательства. Все трое прибавили шагу и скоро вышли к домику Дамы Гламмер.

Ведьма лежала на земле, извиваясь, пытаясь выбраться из перевернувшейся маслобойки. Ривен кинулся выручать ее. Только все втроем, общими усилиями, они помогли старухе встать на ноги.

– Спасибо, птенчики. Придется мне новой маслобойкой обзавестись. В этой становится тесновато. Ну, входите. Вы как раз к обеду поспели.

Похоже, последние слова изрядно встревожили Ривена. Даже когда все вошли в дом и стало ясно, что в меню обеда их троица не значится, а Дама Гламмер принялась расставлять по столу суповые плошки, хлеб и мед, он продолжал нервно поглядывать на встроенную в очаг каменную печку.