Тайный дневник Михаила Булгакова - АНОНИМYС

– А вы, товарищ? – Буренин цепко взглянул на Ганцзалина.

– Луски говоли мало-плохо, – не моргнув глазом, отвечал мой помощник.

– Товарищ Ган – тоже музыкант, – поспешил я ему на помощь. – Здесь у нас находится по обмену опытом.

– И на чем же играет товарищ Ган? – полюбопытствовал Буренин.

– Гуцинь[33], – меланхолично отвечал Ганцзалин, а потом, подумав, добавил: – И эрху.

Рисковали мы не сильно: вряд ли в Наркомате торговли имелся гуцинь, не говоря уже про эрху, так что проверить навыки Ганцзалина Буренин никак не мог. Но он, кажется, и не собирался и вполне удовлетворился моей аттестацией Ганцзалина как чрезвычайно надежного товарища.

– Вам бы пора у себя в Китае учредить коммунистическую партию, – заметил Буренин.

– Будет, – не моргнув глазом, отвечал Ганцзалин, – усё будет.

Буренин выслушал нас и сказал, что сам, к сожалению, помочь не сможет: уезжает в Финляндию заместителем торгпреда, однако дал нам письмо к наркому просвещения товарищу Луначарскому.

– Анатолий Васильевич – прекрасный человек, и понимающий к тому же, – сказал он. – Предложите ему ваш проект, думаю, он обязательно поможет.

Расстались мы с Бурениным почти по-дружески. Выйдя на улицу, я взглянул на Ганцзалина. Вид у того был озадаченный.

– Сказать, о чем ты сейчас думаешь? – спросил я.

– Не надо, – отвечал Ганцзалин, – я и сам знаю, о чем думаю.

– А вот и нет, – заметил я. – Это весьма распространенное заблуждение. Мозг очень сложно устроен и часто выполняет одновременно какое-то количество задач. Человек обычно осознает только один сюжет, которому следует его мозг – как правило, самый простой. Более сложные остаются в тени. Вот я, например, сейчас как будто разговариваю с тобой, а на самом деле решаю, как дальше вести расследование.

– И какой у меня простой сюжет сейчас? – хмуро поинтересовался мой помощник.

– Ты думаешь, что, может быть, у вождя большевиков Ленина тоже есть двойники. Один Ленин, например, председательствует в Совнаркоме, другой выступает на митингах, где в него стреляет эсерка Каплан, третий сочиняет статьи и воззвания, четвертый подписывает расстрельные приговоры. Но если так, возникает вопрос – какой из этих Лениных настоящий?

– Да, – сказал Ганцзалин сердито, – большевики мне никогда не нравились.

Я, однако, полагал, что Ганцзалиновские симпатии и антипатии не так уж важны. Гораздо интереснее было понять, куда девался настоящий, точнее, фальшивый Буренин. Теперь они с Аметистовым становились главной целью нашего расследования.

* * *

Дома нас ждал сюрприз. Прямо на диване лежал большой кусок обойной бумаги, на котором отвратительными каракулями было написано: «Не ищи, Загорский, никого – худо будет».

– Ловко, – сказал я. – Они не просто взломали дверь, они еще и закрыли ее потом. Мы имеем дело с жуликами очень высокой квалификации.

– И убийцами, – добавил Ганцзалин. – Пока мы их ищем, они нас уже нашли.

– Это было нетрудно – учитывая, что они уже приходили к нам в гости.

– Надо было их сразу застрелить, – мстительно заявил мой помощник.

– Ну, тогда это мы бы сейчас бегали и прятались от всего мира, а вовсе не они, – отвечал ему я.

Мы помолчали. Появление криминальной парочки у нас в доме меня совершенно не радовало. Однако в этом были и свои плюсы. Теперь мы могли быть уверены, что Гуся убили именно Аметистов с Бурениным. Более того, их обеспокоило наше расследование, и они пытаются нас запугать. Оставалось понять, можно ли оставаться и дальше в этой квартире или придется съехать. Я ни секунды не сомневался, что такие люди способны прихлопнуть нас как муху.

– Вот только мы не мухи, – объяснил я Ганцзалину. – И когда они снова здесь появятся, мы будем готовы к встрече».

Михаил Владимирович Конкин считался старым работником уголовного сыска, хотя человеком еще довольно молодым. Ему было не больше сорока или, напротив, немного больше – а сколько именно, знал только сам Конкин и отдел кадров Московского уголовного розыска, где он служил не за страх, а за совесть. Во всяком случае, так думало большинство его сотрудников.

Конкин служил в уголовке еще при государе императоре Николае Втором или, как принято теперь говорить, при царе Николашке. Сам Конкин, впрочем, о такой сомнительной материи, как царь Николашка, старался лишний раз не упоминать, а если обойти ее не удавалось, называл покойного государя нейтрально – гражданин Романов.

По виду Конкин напоминал большую вяленую рыбу, но первое впечатление обманывало – это был ловкий, решительный и отчаянный человек. В прежние времена он один, в сопровождении только городового, без страха входил в ужасные катакомбы Хитровки, воспетой Гиляровским, и брал самых опасных воров и душегубов.

Что делал такой человек в советском учреждении? То же, что и все – выживал. В 1917 году, надеясь, что новая власть продержится недолго, он остался служить при большевиках. А потом вышло, как в истории с птичкой, у которой увяз коготок, и по всему выходило, что теперь ей все равно пропадать.

Работа у Конкина была чрезвычайно опасной – ему как человеку опытному и решительному доверяли дела, связанные с налетчиками. Благодаря ему было разгромлено несколько крупных банд, в том числе банда Сабана, банда Гуська и даже Кошелькова, который ухитрился ограбить ни много ни мало самого Ильича, или, говоря проще, предсовнаркома Ленина. Конкин был приговорен к смерти криминальным миром Москвы – ему не раз угрожали и даже стреляли в него, но пока что Бог, отмененный большевиками, миловал. Тем не менее старый сыскарь всегда был наготове и револьвер держал не в кобуре, а на специальном устройстве в рукаве кожаной куртки. Одно движение – и револьвер падал ему в ладонь. И вот тут-то никто бы не позавидовал врагам Михаила Владимировича.

Но револьвер в рукаве был не единственной защитой Конкина. Всякий раз, уходя из дома, Михаил Владимирович прилаживал к двери волосок. Если по возвращении волосок оказывался на месте, он без страха открывал дверь ключом. Сегодня, вернувшись со службы, он нашел волосок на положенном месте и спокойно вошел в квартиру. И тут же понял, что промахнулся. В единственной на всю квартиру комнате стоял седоволосый бандит и отвратительно скалился, глядя на Конкина. – Господин Конкин? – спросил он издевательски.

Конкин не стал тратить время на глупые вопросы вроде «кто вы?» и «что вам надо?». Человек, который так мастерски вскрывает двери, наверняка взломщик высокой квалификации, а вся эта публика ходила у Конкина в смертельных врагах.

Револьвер послушно скользнул ему в руку, и следователь, не целясь, выстрелил в голову незваного гостя. Тот повалился на пол, истекая кровью… Впрочем, нет, не повалился. На глазах изумленного Конкина случилось что-то фантастическое. За миг до выстрела седоволосый молниеносно уклонился в сторону. Пуля прошла мимо, с визгом ударила в стену и застряла в ней.