Тайный дневник Михаила Булгакова - АНОНИМYС

Тут надо бы сказать еще об одной вещи, которая не менее важна, чем оценка позиции. У сильного игрока и у опытного детектива важную роль играет интуиция. Например, шахматный маэстро только увидел позицию, которую разыгрывают его коллеги, и сразу, не думая, понимает, какой ход здесь лучший. При этом он не успел учесть все факторы, он даже не сосчитал количество фигур и пешек у обеих сторон или, как говорят шахматисты, соотношение материала. Маэстро, может быть, даже не понял еще, чья позиция лучше, но уже видит сильнейший ход. Как это возможно, скажете вы? Ответ простой – интуиция.

Именно благодаря интуиции мастер мгновенно, не думая, находит лучший ход, даже не составив никакого плана. Выглядит это так, как будто он просто видит его. Почему же этот лучший ход не видят шахматисты более слабые? Очень просто – опыт у мастера несравнимо больше. Он столько играл и столько анализировал партий других шахматистов, что мгновенно распознает позицию со знакомыми очертаниями. И в такой позиции он проводит либо тактический удар, либо один из стандартных стратегических планов.

Примерно так же обстоит дело и с опытным детективом. Даже если он сам не встречался с подобным делом, он много читал о других преступлениях такого рода. И его мозг, как и мозг шахматного мастера, с помощью интуиции может мгновенно распознать преступника среди множества подозреваемых.

Вы спросите, зачем же, в таком случае, и шахматный маэстро, и детектив тратят столько времени: один – на выработку плана и обдумывание хода, другой – на то, чтобы вычислить преступника? На это я отвечу, что интуиция иногда тоже обманывает. Вы увидели похожую позицию, не думая, пожертвовали фигуру, но не учли, что какая-нибудь скромная пешка у противника стоит на одну клеточку левее. И это меняет всю оценку позиции. То же и в уголовном сыске. Все указывает на то, что человек перед вами – мерзавец и убийца. Вы хватаете его, а потом оказывается, что он тут ни при чем. Кстати говоря, он вполне может быть мерзавцем, но не убийцей. Или даже убийцей, но в данном конкретном случае убил не он. Получается, что удар нанесен впустую, потеряно бесценное время, и в результате партия проиграна, а настоящий преступник успел сбежать.

Именно поэтому и шахматный маэстро, и детектив кроме интуиции используют рациональное мышление, чтобы с помощью него проверить свое индуктивное озарение.

Я посмотрел на Ганцзалина и поинтересовался, достаточно ли ясно я выразил свою мысль?

– Умному свистни, а он уже смыслит, – нахально отвечал тот. И, подумав, добавил. – Алла могла убить, ее Гусь ревновал. Хотела в Париж ехать, к жениху, а Гусь сказал, что денег не даст, потому что проститутка. Она разозлилась и убила.

Я удивился, откуда Ганцзалин знает такие детали. Тот нехотя отвечал, что поговорил кое с кем. Мне это не понравилось: я неоднократно его просил, прежде, чем начинать следственные действия, всегда предупреждать меня.

– Это было не опасно, – проворчал Ганцзалин.

– Что опасно, а что не опасно, позволь решать мне, – рассердился я. – Твое умение попадать в переделки на ровном месте и без того попортило мне немало крови.

С минуту мы молчали. Наконец, поразмыслив, я все-таки согласился с помощником.

– В качестве рабочей версии можно взять и Аллу Вадимовну, – сказал я. – Хотя и маловероятно. Убить человека ножом, да еще и через пиджак довольно трудно. Тот, кто это сделал, был гораздо сильнее рядовой женщины… Ну, или, по меньшей мере, находился в сильной ярости – то есть в состоянии, которые судебные эксперты называют аффектом.

– Алла могла в ярости, Гусь с ней порвать хотел, – в глазах моего помощника плясал огонь от печки, такой же желтый, как сам Ганцзалин.

Я кивнул: ну, хорошо, пусть так. Кто еще?

– Брат Зои и пианист.

Я снова кивнул и сказал, что вот их-то нужно рассмотреть обязательно. Сразу было ясно, что люди это серьезные и для них прирезать какого-то Гуся – совершеннейшая мелочь.

– Есть еще подозреваемые?

Ганцзалин пожал плечами – он не знал.

А вот я знал. На мой взгляд, в первую очередь следовало бы заняться ходей Херувимом. Как известно, жители Китая крайне ловко орудуют ножами – сказывается их крестьянское происхождение.

Однако с ходу найти Херувима нам не удалось. Квартира его стояла брошенной, знакомые китайцы лишь отводили глаза при расспросах.

– Надо к Манюшке идти, – вздохнул Ганцзалин. – Она знает.

Я посмотрел на него внимательно.

– Что это ты вздыхаешь? Ах, да, нет повести печальнее на свете, чем повесть о китайском Ромео и русской Джульетте. Ты на самом деле влюблен в барышню?

– Еще чего, – сердито сказал Ганцзалин. – Женщин много. Будешь все время есть одну еду – наскучит.

Понятно. Видимо, Манюшку он бросил. В таком случае, лучше его с собой не брать вообще. Девушка может ничего не сказать нам просто из вредности.

Мое решение не брать с собой Ганцзалина тот встретил с явным облегчением. Только посоветовал не верить Манюшке, когда она будет говорить, что ничего не знает.

– Ее Хэй Лубин очень крепко любил, без нее никуда не уедет, – сказал он.

К счастью, мне, чтобы добраться до Манюшки, не нужно было даже выходить на улицу – только подняться по лестнице на верхний этаж. После того, как арестовали Пельц и графа, Манюшка осталась местоблюстительницей квартиры. Председатель домкома Аллилуйя пытался уже вселить в квартиру новых жильцов, но Манюшка принесла справку, согласно которой до окончания следствия въезд в квартиру новых жильцов был запрещен. Не исключено, что Аллилуйя наплевал бы на справки, однако ушлая Манюшка пригрозила рассказать кому надо, что он берет взятки. Председатель домкома обозлился, но все-таки был вынужден дать задний ход и затих на время.

Все это мне рассказал Ганцзалин, который благодаря важной должности смотрителя-истопника был посвящен в самые разные тайны. В светлом будущем, наверное, выражение «важная должность истопника» кому-то покажется не слишком удачной шуткой. Однако должность эта на самом деле была очень важной, особенно в холодное время года. Именно от Ганцзалина зависело, околевать ли жильцам от холода или нежиться в блаженном тепле.

Я поднялся по лестнице и позвонил в квартиру условленным сигналом. Манюшка, не спрашивая, отперла дверь. Она как будто чего-то ждала, но, увидев меня, как-то сникла и теперь смотрела почти с тоской.

– Вам что? Вам кого? – спросила она. – Зои Денисовны нет, все закрыто.

– Мне нужно поговорить лично с вами… – начал было я.

Услышав это, Манюшка мгновенно захлопнула дверь. Точнее, попыталась ее захлопнуть. Зная проворство юных девиц, я предусмотрительно поставил на порог ботинок. Тем не менее некоторое время она всем телом неистово давила на дверь, пытаясь сломать мою ногу или хотя бы вытеснить ее обратно.

Все это время я увещевал ее, уговаривая все-таки откликнуться на мое предложение о разговоре, но она только сильнее наваливалась на мой злосчастный ботинок. В конце концов, мне это надоело, и я слегка толкнул дверь внутрь. Однако немного не рассчитал сил – Манюшка отлетела в глубину прихожей стремительно, как артиллерийский снаряд. Впрочем, поскольку толчок был несильный, серьезных разрушений снаряд этот все-таки не произвел, да и сам пострадал не особенно.