Куда он денется с подводной лодки - Наталья Труш

Баринов для верности все же решил обойти дом и заглянуть в окна. И вот тут его ждал неприятный сюрприз. Под окном Гусиной избушки было изрядно натоптано. Причем было понятно, что кто-то долго топтался, видимо, пытался заглянуть в окно: снег под стеной дома был буквально усыпан сухими колючими «занозами», осыпавшимися с подоконника.

– Интересно... – сказал вслух Баринов и отправился в разведку вокруг дома.

То же самое было и под вторым окном, и под третьим...

Тот, кто искал хозяйку дома, изрядно наследил. Однако окна в доме были целы, Инги в нем точно не было, и Баринов успокоился. А когда точно такие же следы обнаружил под окнами своего дома, решил, что, видимо, кто-то из хулиганов пошарил по их деревне. Это удивило Баринова, так как бывшая хозяйка дачи на эту тему предупреждала отдельно, мол, никто не озорует.

После ужина Баринов наведался к дачному сторожу Савватию Степанычу и узнал, что третьего дня приезжал «бугай на черном жипе», все про жиличку Кузнецовых вынюхивал.

– Он, видать, и заглядывал в окошки, хоть я ему сразу сказал, что дама с котом давеча отбыла в город, мне Петрович сказывал.

– Все-то вы знаете, прямо как ходячая Большая советская энциклопедия! – с восторгом сказал Баринов.

– А как же! Я ж тут для того и приставлен, порядок блюсти и знать все про все. Мне за то правление зарплату плотит!

Сторож был явно польщен вниманием к своей персоне, а потому красноречив. Да оно и понятно: ему ведь в основном больше со скотинкой брошенной дело приходилось иметь, а она хоть и понятлива, да малоразговорчива.

– Степаныч, а как тот мужик выглядел, что соседкой моей интересовался? – спросил сторожа Баринов.

– Бугай-то? Дык, как выглядел?! Импузантно! – выдал сторож новое для него, но, видимо, жутко понравившееся слово. – Пузо у него такое хорошее и сам, по всему видать, из богатых. Один жип чего стоит! Но вежливый, не хамло какое. Папаша, говорит, ищу даму, зовут Ингою, где-то тут у вас обитается. Я сразу-то и не сообразил, а как он сказал, что дама та с котом лысым, тут я и вспомнил, как она разок ко мне приходила, разыскивала своего лысака. Он и правда тогда до меня умыкнулся, девок моих приходил проведать, да не обломилося тут.

Сторож хихикнул. А Баринов удивился тому, как он рассказывает про своих зверей – куда лучше, чем про людей. Про людей коротко: «бугай на черном жипе» – и все, а про кошек...

– Начал он к Маньке моей пристраиваться. А Манька, не смотри, что мала да неказиста, а кровя в роду благородные у нее – это точно, вон как она у меня живет, сама место выбрала.

Савватий Степаныч показал на мелкую многоцветную пятнистую кошку, лежащую прямо на кухонном столе. Кошка, казалось, поняла, что речь о ней, нервно дернула лапой и открыла глаза.

– Батя, ты мне еще расскажи про этого, что по окнам лазил, – попросил Баринов и забрался рукой в пушистое и теплое Манькино подбрюшье.

Кошка блаженно зажмурилась, вытянулась на столе, уперлась лапками в горшок с цветущей геранью.

– Так что про него расскажешь? Справный мужик этот, на жипе который. Я ему честно сказал, что просто так говорить о людях не хочу, почто мне это? Но он сказал, что жену свою ищет тут, Ингу...

* * *

«Жена, значит... – думал Баринов, вышагивая назад к дому. – Интересно тогда, что ж эта жена с лысым котом от такого мужика «импузантного на жипе» бегает?..»

Сказать, что Баринова как-то задело известие о том, что у Инги есть муж, значит не сказать ничего. Конечно, он понимал, что у такой женщины, как Гуся, могло быть и два мужа, и три. Она была привлекательна и умна и безумно хороша в своем элегантном возрасте. Все это он успел разглядеть и понять за две короткие встречи с ней, но где-то в глубине души у него была мыслишка, что девочка из его детства одинока, и стало быть, у него есть шанс снова завоевать ее сердце. А тут «бугай на жипе»... Хотя, похоже, не все там хорошо да гладко с этим упакованным в джип мужиком. Знать бы еще, куда она исчезла, эта непредсказуемая Гуся.

Баринов долго не мог уснуть этим вечером, колготился по хозяйству, убеждая себя, что дел неотложных накопилось, на самом же деле – умышленно оттягивал момент, когда выключит свет и вытянется под одеялом. Как чувствовал – не уснуть. Так и вышло. Лежа в темноте, Баринов старался отвлечь себя от мыслей о Гусе и ее крутом «импузантном» муже. Получалось плохо. Он думал о том, что нашел работу, что наконец-то снова при нормальном деле, да еще так выгодно – сутки через трое. Старый друг, тоже из подплава, Вася Славкин, сам разыскал его и кинулся уговаривать. А уговаривать Илью было не надо – сам искал работу. Вот уж и правда – на ловца и зверь бежит. И не самый плохой зверь. Фирма Васи Славкина успешно работала на оборонку, так что, считай, Баринов опять был на службе, только не с тугодумами-генералами, трусящими самостоятельно сделать шаг, а с молодыми ребятами, для которых что служба, что бизнес – все едино, лишь бы дело делать, а не сопли жевать. И мозги бариновские Васька высоко оценил, без дураков. Знал же, что Баринов в профессии тоже не «здравствуй – до свидания», а дока, каких поискать. Так и сказал при встрече, что Баринова чуть на слезу не прошибло. Васька-то помоложе Ильи был, позабористее, как и положено поколению next, а Илью оценил, и это было приятно. «Вот она, дружба-то флотская, настоящая», – думал Баринов, зарываясь носом в подушку.

Как ни отвлекал он себя от мыслей об Инге и ее муже, все равно постоянно возвращался к ним. Внутри у него как будто волна цунами росла от этих мыслей, и на ее гребне балансировал на доске он, Илья Баринов, со своими сомнениями.

«Я ревную! Ё-мое! Первый раз в жизни я ревную!» – сказал себе Баринов. Он искрутился в ставшей ему родной теплой постели и готов был уже встать и отправиться на кухню гонять чаи, но почувствовал, что его потихоньку одолевает дядька Морфей. Стараясь не вспугнуть это состояние, Баринов зажмурил глаза и принялся считать слонов. На восьмом десятке сбился со счету и уснул.

* * *

Инга Валевская в загородном пансионате три дня спала как сурок. Сказывались свежий воздух соснового бора, смена обстановки и банные посиделки.

К великому огорчению Панина, Инга отказывала «настоящему полковнику» в общении. Он предлагал ей то прогуляться до залива парком, то покататься на «ватрушках» с горы, то поиграть в боулинг. Инга мотала головой, отнекивалась, ссылаясь на усталость, и обещала «когда-нибудь непременно».

Панин терпеливо ждал. Он умел ждать. Ему за его долгую служивую жизнь ждать приходилось много, и он научился делать это блестяще. Он, как и Инга Валевская, хорошо разбирался в психологии. Преимущественно женской. Опыт был огромный. Панин знал, что сначала нужно подготовить почву, потом хорошо удобрить ее и уж потом кидать зерна. Да еще и с урожаем спешить нельзя, чтобы не собрать то самое ведро картошки, которое, собственно, и было посажено.

Но отступать он не собирался. Инга Валевская очень понравилась ему. Было в ней что-то такое, что притягивало ловеласа и сердцееда Панина невыносимо. И он готов был ждать, распаляясь от этого ожидания, сохраняя внешнюю холодность и независимость.