Рогал Дорн. Крестоносец Императора - Гэв Торп

недоступные человеку. Из её челюсти и горла вытягивались кабели, а на противоположной скуле размещался дыхательный клапан.

Маудули издала звуки, схожие с тем, что произнёс Дорн, хотя слова тянулись медленнее и, по-видимому, она напирала на другие слоги.

Одна из Незримых, женщина с коротко остриженными волосами, в которых крашеные рыжие пряди сочетались с натуральными светлыми, воззрилась сначала на переводчицу, затем на Дорна. Злобно буркнув какую-то краткую фразу в сторону Маудули, она подняла руку в направлении примарха, будто отгоняя его.

— Говорит, что они общаются с захватчиками, — сообщила итератор. Вздохнув, она добавила: — Уже не в первый раз.

— Откуда вы? — спросил примарх, скрестив громадные руки на груди.

Маудули перевела и стала ждать ответа. Тот прозвучал раздражённо, словно это и так знали все.

— Вы объявили войну Континууму Капыкулу[16]. Эти звёзды наши. Покиньте их, или пострадаете, — как те, другие.

Когда итератор попыталась выяснить что-то ещё, все четверо угрюмо воззрились на неё и вообще не пожелали отвечать.

— Что ж, неважно, — изрёк Дорн, немного поразмыслив. — Чтобы узнать их секреты, не нужно развязывать им языки, — есть и другие способы пролить свет во тьму.

Хуртен Торл, легионер-псионик, поднял руку, омытую слабым золотым светом. Сидевший перед ним мужчина из Капыкулу слегка отдёрнулся, сдвинувшись по скамье ближе к соседу. Незримый не выказывал никаких признаков боли или страдания, однако затем его глаза закатились, а сам он рухнул набок. Библиарий поймал пленного до того, как тот ударился бы головой о пол, но Гидореас услышал, что сердце человека, перед тем буквально колотившееся в груди, остановилось.

Трое других завопили и бросились бежать. Они метнулись в одну из боковых комнат бывших покоев астропата, и Патавия скорым шагом последовал за Незримыми, чтобы не позволить им причинить вред самим себе.

— Поразительно... — сказал Торл. Склонив голову набок, старший библиарий положил мертвеца на пол. — Я к нему едва прикоснулся.

Апотекарий Воннис опустился на колено рядом с жертвой, держа в руке шприц. Он ввёл иглу в кровеносный сосуд, выпирающий на шее мужчины, и медленно надавил на поршень. Ничего не произошло. Отложив шприц, Воннис начал удивительно ловко прощупывать толстыми пальцами лицо, шею и другие участки тела Незримого.

— Обширное кровоизлияние в мозг в сочетании с масштабной сердечной дисфункцией. Я бы сказал, они произошли одновременно. Мозг передал сигнал сердцу, что вызвало фатальный скачок кровяного давления, от которого ткани и погибли.

— Мне казалось, твой генетический анализ показал, что Незримые — люди, но это не назовёшь естественной реакцией, — произнёс Гидореас.

Он посмотрел на окулярум, который установили рядом с дверью для того, чтобы примарх наблюдал за происходящим, не тревожа пленных подавляющей силой своего присутствия. Хускарл чувствовал себя виновным в смерти мужчины, осознавая, что это произошло, когда он напрямую руководил процессом. Гидореасу казалось, что такая задача ему совершенно не по плечу, — он ведь воин, а не дознаватель, — однако всех итераторов, за исключением Маудули, решили держать подальше от заключённых, пока не будет доказано, что они не представляют физической или психической угрозы.

— Множество взятых образцов и проведённых тестов подтверждают, что они люди, — ответил Воннис, поднимаясь с колена. Нагнувшись, он извлёк шприц, после чего повернулся к хускарлу. — Отсюда не следует, что они не мутировали, не эволюционировали или не подверглись каким-либо изменениям.

— Что ты сделал? — требовательно спросил Гидореас у старшего библиария, избрав его мишенью для своей досады. — Ты говорил, что не воспринимаешь ничего, вообще никаких поверхностных мыслей.

— Похоже, мы имеем дело с каким-то защитным механизмом, — ответил Торл.

Двери открылись, и в помещение вошли двое помощников Вонниса с каталкой для перевозки раненых.

— Чем раньше я смогу осмотреть их внутренние органы, тем лучше, — пояснил Воннис. — В апотекарионе у меня уже приготовлена зона, изолированная от пунктов выполнения стандартных процедур. Мне приступать?

Задавая вопрос, Воннис бросил взгляд в сторону линз окулярума. В ухе хускарла зашипела вокс-бусина, и он услышал голос примарха.

— Приступай, апотекарий. И на случай, если в дальнейшем понадобится медицинская помощь, направь к Гидореасу кого-нибудь вместо себя.

— Есть, владыка Дорн. Парварион готов сменить меня.

Пока служащие апотекариона поднимали тело на каталку и привязывали ремнями, Гидореас подошёл к Хуртену. Поверх выбритого черепа псайкер носил сеточку из кристаллических нитей, которая усиливала и фокусировала его умения. Кожа головы под проволокой имела синеватый оттенок, а само сплетение будто бы мерцало, как лёд. Хускарл ощутил, что воздух рядом с Торлом пронизан холодом, причём неприятным, хотя объективно температура снизилась всего на пару градусов. Гидореас сильно недолюбливал псайкеров, но знал, что им отведена особая роль.

Из боковой комнаты раздался истерический мужской вопль. Маудули, которая сидела через всю комнату от того места, где библиарий проводил зондирование, посмотрела на командира хускарлов.

— Я поговорю с ними, объясню, что это всё неумышленно.

— Да, займись, — распорядился Гидореас, после чего вернулся к разговору с Торлом. — Разъясни мне ещё раз, как можно точнее, что ты сделал и что обнаружил?

— При пассивном восприятии я не уловил ничего, даже намёка на мысли, — неторопливо произнёс Хуртен низким голосом. — Я ощутил тепло их жизней, очень нечётко, ничего похожего на эманации слуги или легионера. Даже у сервиторов оно сильнее. Тогда я выпустил свой разум из телесных оков, как сделал бы для ментального общения с тобой или кем-то другим, и слегка надавил на рассудок того Незримого. Обнаружить не удалось вообще ничего — ни поверхностных эмоций, ни праздных мыслей. Всё неосязаемо, как взгляд птицы, упавший на тебя с расстояния в километр.

— И ты двинулся глубже? — спросил Гидореас. — Сказал ведь, что «едва прикоснулся».

— Не грубее, чем напор воздуха, исходящего из моих лёгких.

Для наглядности библиарий поднял руку и дохнул на неё. Вокруг пальцев образовалось эфемерное облачко тумана, затем осевшее конденсатом.

— Так готов ли ты утверждать, что он умер из-за твоего вторжения?

— Не знаю,