Крейсерова соната - Александр Проханов

– Нуте-с, – Модельер, потирая ладони, довольный средневековым видом застенка, обратился к следователю-юмористу, не преминув бросить взгляд на рейтингомер, вмурованный в кладку над пылающей жаровней. – Дает показания?

– Да нет, ваша светлость… Все какой-то бред, какой-то лепет… Про какого-то русского праведника, который спасет Москву – Блудницу Вавилонскую…

– Мертвая она не нужна, – озаботился Модельер, всматриваясь в висящую женщину, из которой по капле источалась кровь. – Зулус перестарался… Они там в Африке слоних покрывают…

– Он в етем деле дохтур! – ернически хихикнул следователь-юморист, приоткрывая щербатый рот, становясь похожим на плешивую белку.

– А ну давай, приведи ее в чувство! – приказал Модельер.

Юморист соскочил со стула, приблизился к Нинель, дунул ей в ушко хохотком. Стал рассказывать смешной анекдотец.

– Слышь, милая девушка, заходит Папа Римский в парижский магазин, чтобы выбрать себе покупку. Ничего не выбрал, выходит. А снаружи собралась толпа, приветствует его, аплодирует. Папа спрашивает: «Благочестивые парижане, вы приветствуете меня как Понтифика или как первого Папу-поляка?» «Нет, – отвечают ему, – мы приветствуем вас как первого поляка, который вышел из магазина и ничего не украл»… Ха-ха-ха!.. – закатился веселым смехом следователь-юморист. Зачерпнул из ведра воду железной кружкой, плеснул в лицо Нинель. Та вздрогнула, медленно раскрыла глаза.

– Дорогая моя красавица, – Модельер осторожно приподнял на ладони ее огненный пышный локон, открыв белоснежное плечо. Подержал и снова кинул, глядя, как заструился он золотом. – Ты – истинная красавица, мученица за народ. Ты – русская Жанна Д’Арк, попавшая в руки жестоких палачей. Но я пришел, чтобы спасти тебя…

Нинель, измученная страданиями, вися в цепях, увидела перед собой белолицего красавца с черно-синей волной волос, его миндалевидные блистающие глаза, нос с благородной горбинкой, шевелящиеся пунцовые губы. Собравшись с силами, произнесла:

– Вы гады и твари на нашу русскую душу!.. Вы меня мучаете, а вам уже смерть пришла!.. Русский праведник за вами придет и вонзит вам копье в переносицу!..

– Дорогая моя, я пришел сюда как спаситель! Ты не должна пропасть в этой страшной тюрьме! У тебя вся жизнь впереди! Там, на воле, тебя ждет любовь, будущий жених и верный муж, у тебя будет семья, милые детки, уютный дом и достаток! Все это я дам тебе, моя дорогая… Только скажи, кто тебя послал? Мэр или коварный Плинтус? Действовала по чьему наущению?..

– Вы гиены!.. И сгорите в геенне!.. А Россия будет белее снега!.. Хотели Русь в пучине сгубить, Москву святую утопили во тьме кромешной… Но идет русский праведник, чудом спасенный из пучины вод… Спасет Москву и народ, а вам – копье в змеиное жало!..

– Дорогая моя, все это так… Поверь, я на твоей стороне… Мы еще отпразднуем нашу русскую Победу! Еще подымем шипучий бокал в Георгиевском зале за великий русский народ!.. Только скажи, кто тебя послал в «Рэдисон-Славянскую»?

Нинель чувствовала, как сочится больной кровью ее изувеченное, истерзанное тело, как горит на ребрах рубец от бича. Взирала на белолицего, пахнущего благовониями и свежим снегом искусителя. И было ей страшнее, чем тогда, когда ее прижимал к стене мускулистый живот зулуса, размалеванная маска кусала ей грудь и, казалось, хобот слона вторгается в чрево, вдувая кипяток и огонь.

– Придет русский праведник в сияющих доспехах под Андреевским стягом, с золотым копьем и в тельняшке!.. Москва небесная станет над Москвой земной, и Россия спасется от вашей тьмы!.. О том нагадали мне карты, когда я была еще непутевой и Сереженьку моего греховно желала!..

– Блядь!.. Сука рваная!.. Зою Козьмодемьянскую из себя корчишь!.. Стерилизую тебя как брудастую суку!.. Дурой сделаю!.. Выпущу тебя, и пусть на тебя, на русскую суку, иностранцы любуются!.. – Модельер испытал прилив слепого бешенства, ненавидя висящую перед ним обнаженную женщину. Чувствовал исходящий от нее жаркий запах женских страданий. Орал, не закрывая хрипящий рот, отдаваясь своему помрачению. Оглядел ее всю, с ног в железных сандалиях до золотых сияющих локонов. Увидел близко у глаз розовый набухший сосок. Припал жадными губами и стал сосать. Нинель почувствовала, как ее покидает разум, как страшный беспощадный сквозняк высасывает из нее дух и живую жизнь и она погибает с черной, разрастающейся тьмой в душе. Ее волосы стали седеть. От самых корней, по всей вьющейся, ниспадающей вдоль плеч длине побежала серая белизна, словно дунул мороз и они заиндевели.

Модельер отпрянул, чувствуя на губах вкус крови. Посмотрел на стоящую перед ним женщину с седыми волосами и остановившимися ледяными зрачками.

Глухо приказал следователю:

– Завернуть в брезент и подкинуть азербайджанцам на рынок…

Сутулясь, двинулся прочь, в другой застенок.

Соседняя комната в корне отличалась от первой. Она была выложена кафелем от пола до потолка и напоминала баню, сходство с которой усиливала широкая деревянная скамья. На скамье, животом вниз, лежал голый пухлый человек, словно ждал, когда явится банщик с березовым веником. Его тело, нежно-розовое, пухлое, было в складках аппетитного нежного жира, который пластами свисал на лавку с боков и бедер. Его круглая испуганная голова лежала на щеке, водянистые голубые глазки, окруженные белыми ресницами, часто моргали, и было в нем много от откормленного, ухоженного поросенка, которому было трудно шевельнуть наеденным телом. Это был Буранчик, и движения его были затруднены не только тяжестью и неповоротливостью пухлых телес, но и тем, что руки его были прикованы к лавке, так же как и ноги, слегка раздвинутые, выраставшие из круглых румяных ягодиц.

Подле лавки стоял полуголый коренастый китаец, вылитый Джеки Чан, в коротком клеенчатом фартуке, из-под которого торчали короткие мускулистые ног. Рядом, на маленькой тумбочке, разместился портативный компрессор фирмы «Дженерал электрик» с гибким шлангом, который завершался хромированным наконечником, наподобие автомобильного насоса. В углу, за рабочим столом, сидел следователь-юморист, костлявый, с вогнутым темным лицом, похожим на обугленную сковородку, на которой, словно недожаренный хрящ, торчал нос, орудовал видеокамерой, наводя на пухлые ягодицы. Когда вошел Модельер, нажал на кнопку магнитофона, останавливая звукозапись.

– Нуте-с, – повторил свою излюбленную присказку Модельер, потирая ладони как массажист, примериваясь к жирной спине Буранчика. – Дает показания?

– Пока еще показания не снимали, ваша светлость! Только прокрутили пленку в бассейне, где этот плейбой хвастает Мэру и Плинтусу, сколько раз за день может совокупиться с самкой дельфина. Господин Чан, если будет на то необходимость, готов произвести побудительную процедуру, которую мы именуем «Опыт Леонардо». Великий мастер Возрождения был столь же живописец, сколь и натурфилософ и инженер.

– Говорят, Монна Лиза Джоконда – это он сам, только в женском парике и дамском наряде. Не так ли, господин Чан? – обратился Модельер к китайцу, натягивая резиновые перчатки.