Страх, паника, фобия. Краткосрочная терапия - Джорджио Нардонэ

В заключение данной главы мы считаем необходимым подчеркнуть, что наша модель, как уже выявлялось приведенным методологическим и процессуальным сравнением, опирается на теоретический плюрализм и на прагматику познания (Salvini, 1990), что делает ее эластичной и приспособляемой и в то же время позволяет избежать эклектизма и ригидной технократии.

Используя термины кибернетики, можно определить нашу модель как открытую систему, основанную на обоюдозависимом взаимодействии между теорией и прикладной практикой. Внутри этой системы соблюдается принцип самокоррекции на основании эффектов, произведенных вмешательством.

Как это принято для любого уважающего себя терапевтического назначения, в нашем случае тоже представляется уместным указание возможных «противопоказаний».

Представленный в книге тип терапевтического вмешательства противопоказан такому пациенту, который считает, что терапевт должен исповедовать и утешать его. Оно противопоказано любому пациенту, считающему, что главная задача терапевта — предложить пациенту абсолютные и дающие чувство уверенности в себе «истины», в которые пациент мог бы поверить. Кроме того, это вмешательство явно противопоказано тем пациентам, которые ищут человека, с которым они могли бы установить длительные, интенсивные, эмоциональные сентиментально-терапевтические отношения.

И наконец, этот тип терапевтического вмешательства противопоказан всем тем, кто хочет предпринять увлекательное путешествие внутрь таинственных глубин собственной психики в поисках своего «истинного я» (конечно же, указанного и объясненного очередным психоаналитиком).

Пациентам всех этих типов рекомендуется соблюдать крайнюю осторожность и тщательно избегать терапевтов, которые в состоянии осуществлять терапевтическое вмешательство, изложенное в данной книге, поскольку на нашем опыте был замечен некоторый феномен «привыкания».

Практически было замечено, что у подобных индивидов быстрое и реальное решение их выстраданных проблем может привести к существенным изменениям их способа восприятия и оценки разных вещей, а именно, может изменить и их точку зрения на «правильную» терапию.

К этой последней части книги мне хотелось бы добавить одну из моих фантазий:

На основе моего личного опыта, разделяемого также моими коллегами из Института психических исследований, я могу с уверенностью предположить, что автор этой книги будет заклеймен «манипулятором». Это обвинение, столь современное (а может быть, даже «постсовременное»), поднимает следующий вопрос (на который никто из моих коллег не смог до сих пор мне ответить): «Можно ли вообразить какой-либо акт помощи, который не являлся бы манипулирующим? Помогать — значит оказывать влияние на другого человека. Если я прыгаю в воду, чтобы спасти тонущего человека, я манипулирую им?..»

Лучший способ, позволяющий читателю погрузиться в процесс изменения, которым является краткосрочная терапия — это предоставить ему детальную расшифровку записи терапевтического взаимодействия с выделением всех осуществленных ходов и контр-ходов,[27] хотя мы и рискуем тем самым сделать изложение громоздким. Тем не менее, в нашем случае, принимая во внимание тип расстройства и тип терапевтического вмешательства, чтение транскрипции сессий не будет затруднительным и может даже показаться забавным. Два представленных клинических случая являют собой пример терапевтического вмешательства с использованием привлекательных и творчески созданных терапевтических маневров.

На этих примерах можно убедиться, что решение сложных, выстраданных проблем не предусматривает в обязательном порядке столь же сложного и выстраданного вмешательства. Напротив, вмешательство может стать своего рода интерактивной «игрой» терапевта и пациента.

Главная трудность данного типа вмешательства состоит в том, что, как утверждает Артур Блох (Arthur Bloch), «очень просто усложнить вещи, но очень сложно сделать их простыми».

Первая сессия

Определение проблемы и исследование предпринятых попыток решения

Терапевт: Итак, в чем заключается проблема?

Пациент: Довольно трудно… нет, не трудно, не знаю… попробуем рассказать все с самого начала. Мне кажется, что я достаточно неожиданно начала чувствовать себя плохо, потом, может быть, думая о случившемся, [поняла, что] три года назад уже были некоторые сигналы, я неожиданно начала ощущать странные головокружения, по крайней мере, я их называла головокружениями, которые были, в общем-то, чем-то другим. И… когда я почувствовала себя плохо, сначала были некоторые ситуации, один раз, мне кажется, у меня был прилив крови, что-то в этом роде. Когда я почувствовала себя плохо, я в течение нескольких дней оставалась дома, дней пятнадцать, у меня давление было около восьмидесяти, в общем, в этом роде, и врач сказал мне, что речь идет о стрессе, в общем. Все в этом духе. И действительно, у меня в тот период очень резко понижалось давление… все в этом роде. Потом прошел какой-то период… нет, наоборот, скажем, что почти сразу же я пошла к врачу, пробила обследование, сделала электроэнцефалограмму, и потом была спокойной, безоблачной, потому что мне казалось, что все было в порядке. Потом, однако, прошло лето… в общем, каникулы я провела хорошо. Начиная с сентября примерно, я начала ходить в этот кабинет во Флоренции раз в двадцать дней… со мной проводили собеседования. Вначале мне прописали лекарства, скажем так.

Т.: Этот кабинет, это кабинет психоаналитика…

П.: Это в том же самом кабинете, куда я сначала ходила к доктору С. и где я сначала не подвергалась, собственно говоря, анализу… по крайней мере, я так думаю… к тому же, эта дисциплина так далека от меня, так далека… Я такой человек, никогда со мной не могло бы случиться подобного.

Я всегда была рациональной и все рационализирующей личностью, чрезвычайно рациональной; если не было причины для того, чтобы чувствовать себя плохо, я не могла чувствовать себя плохо.