Гретель и ее бесы - Герман Рыльский

мне знать?!» или «Понятия не имею», но вместо этого произнес:

– Где-то недалеко от города.

– Серьезно? – удивилась Гретель. – С чего ты взял?

– Сама подумай. «Святая шестерка» сбегает от мужей, чтобы заниматься в лесу своими колдовскими штучками…

– …И если бы храм находился, например, в десяти милях от города, – подхватила Гретель, – они бы не успевали сходить туда и обратно!

– Точно!

Мысль, что Марбах где-то неподалеку, ободряла. И все же Гензель и Гретель по-прежнему оставались в чаще леса, где единственным источником света служила бледная луна, лишь изредка выглядывавшая из-за облаков.

Прячась в пещере, брат и сестра едва не закоптились, как свиные колбаски, но теперь Гретель казалось, что под платье ей бесцеремонно забираются чьи-то ледяные пальцы. Хотя в этом году теплая погода держалась на удивление долго, ночью уже случались заморозки.

Гретель потерла ладони друг о друга и сунула руки в карманы. Главное сейчас – дотянуть до утра: не замерзнуть и не стать волчьим ужином. А уж днем будет легче.

– Ты как предлагаешь, – спросила Гретель, – остаться здесь или двигаться дальше?

– Я бы двигался, – отозвался Гензель. – Вдруг повезет и мы выйдем к знакомым местам? В любом случае, если будем идти, меньше замерзнем!

Они побрели по ночному лесу, медленно и осторожно отыскивая путь среди деревьев. Над головой ухали филины, из чащи доносился то волчий вой, то короткий выкрик лисицы. Раньше Гензелю и Гретель помогал сориентироваться мох, но сейчас его пришлось бы искать на ощупь.

– «Святая шестерка» – ведьмы. – Не в силах и дальше слушать ночные шорохи, Гретель решила втянуть брата в беседу. – Кто бы мог подумать?

– Я мог, – фыркнул Гензель. – Я вам еще раньше, когда мы колядовать ходили, сказал, что эти чокнутые фрау считают себя ведьмами!

– Они не просто так считают, – сказала Гретель. – Ты что, забыл, как задрожала земля, когда они зарезали курицу?!

– Можно подумать, это первое землетрясение на твоей памяти! Мы вообще-то недалеко от гор живем, здесь такое бывает.

– Хорошо. – Гретель понемногу начинала раздражаться. – А как ты объяснишь, что каменный алтарь светился?

– А он что, действительно светился? – удивился Гензель. – Я такого не видел.

«Ну конечно, он же стоял на четвереньках!» – вспомнила девочка. И со вздохом произнесла:

– Да, светился, как фонарь или керосиновая лампа. А по земле от него расходились такие странные зигзаги, похожие на молнии.

– Вообще придумывать страшилки – это мое дело, – сказал Гензель. – И, кстати, я уже видел этой ночью достаточно страшного – например, жирный зад Фелиции. Хуже этого ты уже ничего не выдумаешь, можешь и не…

– Погоди! – Гретель остановилась и показала пальцем вперед, туда, где мерцал еле заметный огонек. – Что это светится? Неужели дом?..

– Вот так повезло! – с облегчением засмеялся Гензель. – Идем скорее!

Интерлюдия четверая

1920 год от Рождества Христова, январь

Риттердорф

Как Гретель ни старалась избежать похода в церковь, сделать это ей не удалось. С самого утра Конрад ходил за ней по пятам, не желая сдаваться.

– Прости, но ты вообще не выглядишь больной, – скептически подняв бровь, проговорил он, стоя в дверях спальни.

Конрад уже облачился в свой лучший костюм-тройку, но не торопился покинуть дом в одиночку.

– Почему это? – спросила Гретель, несколько раз для достоверности кашлянув.

– Потому что ты «заболела», только когда вспомнила, что сегодня служба! Еще два часа назад ты бегала, как горная козочка, готовила завтрак и напевала песню.

– Ты часто видишь, как горные козочки напевают песни? По-твоему, это не симптом? – попыталась отшутиться Гретель, но Конрад даже не улыбнулся.

– Я чего-то не понимаю. Ты же окончила воскресную школу, не так ли? Для тебя это должно быть в порядке вещей.

– Я перестала ходить в церковь сразу же, как это стало возможным, – призналась Гретель, нехотя сползая с кровати. Разыгрывая внезапную болезнь, она залезла под одеяло, но нависший над ней Конрад раздражал даже больше, чем перспектива сходить в церковь.

– Вечером у тебя сеанс. Пожалуй, будет не лишним обсудить эту тему с психотерапевтом, – сказал Конрад. – Одевайся, жду тебя в гостиной.

Мужчина закрыл дверь, и, вздохнув, Гретель принялась натягивать платье. Говоря, что не бывала в церкви много лет, она не обманывала. Родители относились к этому спокойно и ни на чем не настаивали. А сама девушка просто не знала, как воспринимать религиозные обряды и праздники, предпочитая держаться от этой темы как можно дальше.

Подойдя к зеркалу, Гретель расправила темно-синее длинное платье. Ни дать ни взять – хоть сейчас в монастырь! Если Конрад хочет видеть ее рядом с собой во время праздника Обрезания Господня, она не доставит ему удовольствия, пытаясь выглядеть привлекательно. Несколько раз проведя по волосам расческой, девушка завязала на затылке тугой узел, еще больше, по ее мнению, приблизившись к образу строгой христианки.

– Я готова, – сообщила она, выходя в гостиную.

– Ты выглядишь просто очаровательно! – вопреки стараниям Гретель, Конрад остался доволен. – Надо поторопиться, иначе опоздаем!

Церковь Святого Антония располагалась достаточно близко, поэтому Гретель и Конрад добрались туда пешком. Небольшая кирпичная постройка ничуть не походила на марбахский собор Святого Генриха – образец мрачной готической архитектуры. Довольно миниатюрная, выкрашенная в белый, кирха выгодно выделялась на фоне однотипных жилых домов. В церковь еще заходили прихожане, а это значило, что Гретель и Конрад все-таки умудрились прийти вовремя.

– Праздник Обрезания Господня обязателен для посещения, – вещал Конрад, словно в него вселился дух сестры Агнес. – Именно в этот день Младенец Иисус и получил Свое имя!

– Я это знаю не хуже тебя, – поморщилась Гретель. – А пришла только из уважения к твоим убеждениям и чтобы ты от меня отстал.

Конрад посмотрел на спутницу так, словно ее слова поразили его до глубины души, но развивать скользкую тему не стал. Поднявшись по ступеням, они зашли внутрь храма и почти сразу отыскали свободные места.

Внутреннее убранство церкви не слишком отличалось от привычного глазу Гретель, разве что освещалась кирха не свечами, а электричеством. По правой стороне нефа виднелись фрески, изображающие сцены из жизни Христа и святого Антония, слева расположились деревянные кабинки исповедален. Но основное внимание к себе, безусловно, притягивал главный алтарь. На подставке, напоминающей зеленый саркофаг, возвышалось гигантское белое распятие.

Гретель не успела толком осмотреться, как началась торжественная месса. Певчие тянули: «Kyrie eleison», и звенящие голоса разносились по всей церкви. Прикрыв глаза, девушка надеялась при первой возможности вздремнуть, но резкий голос тут же вернул ее к реальности.

– Oremus! – объявил священнослужитель, а значит, пришло время чтения коллекты. Гретель нехотя открыла глаза. – Да утвердится наша вера сегодня! Восславим Господа нашего Иисуса Христа в день