Ожившая статуя - Сандра Филд

Рийс тяжело выдохнул.

— Я понимаю, что ты права. Разумом понимаю. Но меня постоянно преследует мысль: если бы я не оставил ее одну на тротуаре…

— Поэтому ты помчался в Эквадор, да? — вдруг догадалась Лорен. — Чтобы быть как можно ближе к тем, кого похитили? Ты чувствовал свою ответственность за них? Хотел искупить свою вину перед сестрой?

— Наверное, да. Я не анализировал это, но действительно чувствовал, что отвечаю за них.

— Ты хороший человек, Рийс, — сказала Лорен. Если бы она могла исцелить его с той же легкостью, что он ее… Но его раны оказались глубже и серьезнее.

— Я всегда буду хранить твой подарок. Он очень красивый.

— Видимо, наши мысли оказались на одной волне, — улыбнулась Лорен, желая поскорее развеселить его. — Или, скорее, на одном берегу.

— Может быть, выпьем шампанского? Есть копченая форель.

— Хорошо, но при условии, что прогуляемся перед ужином.

— Я покажу тебе округу с вершины холма, потом пройдемся по долине.

Значит, больше не будет разговоров о Клеа.

— Я видела кусок отличного сыра с плесенью на дверце холодильника. С такими большими зелеными пятнами.

— Пожалуй, придется и мне отведать его, — рассмеялся Рийс. — Иначе потом не смогу с тобой целоваться.

В последующие три дня они целовались без остановки. Целовались, занимались любовью, хохотали от души, мыли посуду, гуляли и разговаривали. Дважды ходили в особняк, где Лорен была поражена прекрасной коллекцией предметов искусства, собранной Рийсом, и познакомилась с экономкой Хейзел. Та оказалась очень милой, хотя поначалу смотрела на девушку настороженно.

Лорен чувствовала себя беззаботной, счастливой и нужной, как никогда в жизни. Ей нравилось быть рядом с Рийсом. И он, кажется, чувствовал то же самое и вообще выглядел помолодевшим и веселым.

Только время от времени она ловила на себе его пристальный непроницаемый взгляд. Лорен пообещала себе обязательно спросить его в следующий раз, о чем он думает в такие минуты. Хотя интуиция подсказывала, что ответ может ей не понравиться.

Нет, наверняка ничего серьезного, пыталась успокоить себя она. Ничто теперь не сможет разрушить то счастье, которое окутывало ее днем и ночью.

Через три дня после Рождества Лорен и Рийс сидели в гостиной у камина, а за окнами лило как из ведра. Лорен читала роман, выбранный на одной из многочисленных книжных полок, а Рийс пытался разобраться в последних новостях в газетах, скопившихся за несколько дней.

— Ты вложила куда-нибудь деньги, вырученные за дом в Мэне? — лениво спросил он, перелистывая страничку финансовых сводок.

Девушка помолчала, потом ответила ровным голосом:

— Я перевела всю сумму в Чикаго на счет общества по работе с беспризорными детьми.

— Что-что? — Рийс опустил газету.

— Ты слышал. Я навела справки и выбрала очень достойную организацию.

— Ты просто не могла принять деньги от меня, да?

— Я не могла оставить себе деньги, которые были украдены. Ты тут совершенно ни при чем.

— Не будем вдаваться в тонкости.

— Ну вот, мы снова спорим. Давай не будем, прошу тебя.

В коридоре зазвонил телефон. Рийс вскочил на ноги.

С похолодевшим сердцем Лорен следила за ним глазами. С тех пор как она приехала в Англию, они ни разу не ссорились. Более того, они настолько хорошо чувствовали и понимали друг друга, что Лорен совсем забыла об осторожности.

Она не могла оставить деньги Уоллиса. Это же понятно.

Рийс вернулся в комнату с непроницаемым лицом.

— Это тебя. Твой агент.

— Бэт? Я ведь не давала ей твой номер! Как она меня вычислила? — Лорен поспешно выбежала в коридор. — Алло.

— Привет! Слава богу, я тебя нашла! Номер мне дал твой домовладелец. Мне пришлось поклясться на пачке Библий, что ты не станешь ругать его за это. Слушай, директор Музея нового искусства — ну, ты понимаешь, о ком я, о нашем единственном и неповторимом Максвелле Гелвее, — так вот он заинтересовался твоей последней работой. Той, что ты закончила как раз перед отъездом. К сожалению, послезавтра он улетает в Японию. Ты можешь вернуться домой? Прямо сейчас.

Пытаясь собраться с мыслями, Лорен уставилась в дубовую обшивку стены с тонкой резьбой. Это успех, который положит начало настоящей карьере. И вообще большая честь, что ее скульптурой заинтересовался музей, тем более хочет купить ее. Но как она сможет уехать отсюда? Как оставит Рийса?

— Лорен? Ты слушаешь?

— Да… ты меня очень удивила. Неожиданный поворот…

— Это шанс, который выпадает только раз в жизни. Я думаю, ты сама прекрасно понимаешь. Так что покупай билет на вечерний рейс. В крайнем случае — на утренний.

Разумеется, такая крупная сделка добавит очков и самой Бэт.

— Давай я подумаю и перезвоню тебе? Через полчаса.

— О чем тут думать? Ты же не собираешься отказаться? Максвелл Гелвей в состоянии сделать тебе карьеру или лишить тебя ее.

— Бэт, я здесь с другом, — вдруг разозлилась Лорен. — К тому же неизвестно, сумею ли купить билет. Я перезвоню.

— Хорошо. — По голосу Бэт было ясно, что ничего хорошего в таком развитии событий она не видит, но Лорен это мало волновало. — Ты знаешь мой номер.

Лорен положила трубку и осталась стоять в коридоре, наполненном сосновым ароматом. Бэт, конечно, права, она не может позволить себе отвергнуть такое предложение. У нее действительно нет выбора, придется вернуться в Нью-Йорк.

Может быть, Рийс поедет с ней?

Девушка вошла в гостиную и в двух словах объяснила, о чем говорила Бэт.

— Мне нужно ехать. Максвелл Гелвей — очень важный человек на Манхэттене. Было бы глупо и недальновидно отказаться, даже если в итоге ничего не получится. Но я не…

— Ты хочешь, чтобы я воспользовался связями и достал тебе билет? — Рийс едва сдерживал злость.

— Послушай, мне очень не хочется уезжать отсюда. Но так надо. Как ты не понимаешь? Такой шанс нельзя упустить.

— Почему же? Я отлично понимаю: для тебя искусство важнее всего.

— Значит, тебе можно оставить меня и улететь в Эквадор, а мне нельзя уехать в Нью-Йорк? — искренне возмутилась девушка.

— Эквадор был один раз, а твое искусство будет между нами всегда. И мне останется довольствоваться почетным вторым местом, ведь так?

— Всегда? — неуверенно повторила она.

— Я не люблю быть вторым, — не заметив ее вопроса, жестко сказал Рийс.

— Зачем все усугублять? Не заставляй меня делать выбор. Я женщина и скульптор — в одно и то же время. Просто два разных проявления меня. Одно без другого не бывает.