Собственные записки. 1829–1834 - Николай Муравьев-Карсский

24-го числа, после полночи, мы снялись с якоря, на коем мы лежали близ деревни Св. Стефана, и при свежем ветре переплыли в течение дня Мраморное море, Дарданеллы и пришли к Тенедосу[96] к ночи. При входе в пролив, мы видели турецкий флот, стоявший на якоре при Лампсаке[97], что на азиатском берегу против Галлиполи[98], лежащего на европейском берегу; флот сей состоял из 6 кораблей, 12 фрегатов и 4 бригов.

Турки подняли флаг при приближении нашем и, между прочим, адмиральский на одном корабле; но в самое то время, как мы мимо плыли, флаг сей сорвало ветром с грот-мачты, и он задел за бизань, где закрутился и остался повешенным. Салюта мы не делали. Положение турецкого флота при Лампсаке было довольно странно: он ничего не защищал и никак бы не мог препятствовать входу египетского флота, если б тот вздумал пройти в Мраморное море.

Далее прошли мы мимо крепости Чанаккале, или Дарданелльской. Место сие узко и может быть весьма хорошо укреплено и защищено; но в руках турок при их беспечности, она ничего не значит, ибо достаточно бы было одного батальона пехоты, чтобы взять ее с сухого пути, с коего она не имеет никакой защиты. Огромные мраморные ядра сложены в пирамидах при орудиях, но самые орудия сии лежат без лафетов на земле и не могут посему в действии выпускать более одного заряда: ибо трудно было бы навести их опять после первого выстрела. На европейском берегу крепостца имеет стены во все стороны, но зато окрестные высоты командуют оной. При проезде нашем консулы: наш, французский и английский подняли флаги на своих домах, и турецкий пароход с адмиральским флагом, снявшись с якоря, поплыл против течения к Мраморному морю.

Перед вечером увидел я Троаду[99] против острова Тенедоса и внимательно смотрел на три холма, называемые гробницами Ахиллеса, Патрокла и Аякса. Ночь застала нас несколько прошедши Троаду, и мы продолжали плавание свое при попутном, хотя и весьма сильном, с порывами, ветре.

25-го к рассвету мы увидали остров Андрос, и скоро открылись нам Негропонт и Аттика. Мы прошли весьма близко мыса Синиума, ныне называемого Кап-Колонна по остаткам храма Минервы, на оном находящимся. Занимательные развалины сии представляют еще ныне девять мраморных колонн, связанных сверху нижней частью фронтона, и за оным несколько колонн, отдельно стоящих. При основании сих колонн лежат обломки. Мы прошли очень близко сего мыса и потому могли хорошо видеть развалины. Ветер был очень свеж, так что мы шли по 12 миль в час: движение слишком быстрое, при коем у нас порвало грот-марсель.

К вечеру мы прибыли к острову Поросу, за коим стояла эскадра вице-адмирала Рикорда. Я был весьма доволен, что застал ее тут; ибо если бы я должен был искать ее в Навплии, то кроме замедления, я бы не миновал встречи с французской и английской эскадрами, коих адмиралы, действующие в противность нашу, не упустили бы послать суда для следования за мной и наблюдения за моими действиями в Египте. Вслед по прибытии я послал Серебрякова к Рикорду, дабы известить его о моем приезде, о чем он ничего не знал, не заметивши даже приближение фрегата к острову, при коем он стоял. Рикорд обещался на другой день прибыть ко мне, между тем просил меня выставить карантинный флаг для соблюдения принятых правил греческим правительством, во избежание всяких неудовольствий с союзными адмиралами, которые не упустили бы случая к сему придраться.

26-го поутру прибыл ко мне вице-адмирал Рикорд, и я сообщил ему все подробности поручения, на меня возложенного, как мне сие было приказано государем. Он остался обедать у меня и много говорил мне о делах Греции, о коих здесь не упоминаю, как о предмете постороннем к моему делу. По отъезде его я принялся за изготовление бумаг в Петербург, которые записаны в исходящем журнале моем и коих повторение считаю по сему излишним, ибо бумаги сии вполне объясняют все обстоятельства поручения, на меня возложенного.

27-го я кончил бумаги свои и отдал приехавшему ко мне вице-адмиралу Рикорду, с коим отправился на фрегат «Лович»[100], на коем он жил. На пути вышли мы на матерый берег и прошли несколько пешком. Впереди нас видна была деревня, находящаяся на месте бывшего в древности города Трезена; на правой представлялся нам в виде амфитеатра город Порос, на острове; в левой руке оставалась у нас маленькая роща в полном цвету, с плодами. Я любовался красоте края и климата: все цвело, зеленело, и в конце декабря месяца я находился, как среди самой прелестной весны.

Я обедал у Рикорда и со вниманием осмотрел судно его, отличающееся необыкновенной чистотой и исправностью. К вечеру я возвратился на «Штандарт», часу в 10-м снялся с якоря и поплыл в Александрию.

28-е. Мы продолжали свое плавание, имея остров Кандию[101] в правой стороне; но его нельзя было видеть по причине пасмурной погоды. Ветер был способный, но зыбь в море продолжалась, от чего и была качка довольно беспокойная.

31-го мы подвигались при попутном ветре целый день вперед; ввечеру же при сиянии фонарей, праздновали наступление Нового года плясками матросов. В полночь собрались к молитве.

1-го числа, после полдня, мы стали на якоре в порте Александрийском, и немедленно по прибытии нашем приплыл ко мне Розетти, консул Тосканский, человек преданный Магмету-Алию. Он объявил мне, что накануне ввечеру прибыл французский бриг из Смирны[102] с бумагами от тамошнего консула, который уведомлял пашу о скором моем прибытии, даже с объяснением подробностей моего поручения. Мы говорили с ним о разных частных делах и в особенности о брате Андрее, которому он оказал большие услуги во время путешествия его в Египет и Сирию[103]. Между прочим, он сообщил мне с поспешным удовольствием, что в Царьграде было возмущение, при коем зажгли арсенал, который весь сгорел, и что вряд ли сам султан в сие время спасся. Он не мог мне сообщить более подробностей о сих обстоятельствах, ибо известия сии были доставлены с поспешностью купцами из Царьграда в Смирну. Сие случилось, говорил он, после второго или третьего дня моего выезда, который он полагал 1-го января; но я ему заметил, что я точно сел на судно 1-го числа, но что я выехал только 4-го и ночь с 4-го на 5-е даже провел на якоре близ Царьграда, и что если б известие сие было справедливо, то верно бы я об оном знал; что, напротив того, в Царьграде было все покойно, и даже похожего на возмущение не было и, что, когда я отъезжал, 5-го числа, не было даже заметно зарева от пожара в Царьграде. Известие сие было из Смирны, от 7-го числа; следовательно, происшествие должно было быть 2-го или 3-го (ибо судно ходит не менее трех дней из Царьграда в Смирну).