Леди-колдунья - Конни Мейсон

— Генерал, сожалею, но должен признаться, что моя жена не раз принимала сторону американцев в моем присутствии, — медленно произнес Адам.

Алекса ахнула и тихо прошептала:

— Адам, как же вы можете?

Адам притворился, будто не слышит, и продолжал:

— Как вам известно, я вынужден был уезжать из дома на долгое время и мало знал — или совсем не знал, — что происходит в мое отсутствие.

— Мы слышали ваше свидетельство, лорд Пенуэлл, касательно ваших отношений с человеком, которого вы знали как Мака, но который на самом деле Лис. Вы верите, что у леди Фоксуорт были… э-э… близкие отношения с Лисом?

Вперив в Алексу непроницаемый взгляд, Адам ответил:

— Я уверен, что Лис любит мою жену.

Алекса ушам своим не поверила. Адам не мог без боли смотреть на нее и опустил глаза. «Держись, Алекса, — мысленно подбодрил он жену, — не сдавайся. Слишком многое поставлено на карту».

И словно угадав его мысли, Алекса выпрямилась и с вызовом посмотрела на зрителей и судей, которым так не терпелось вынести ей смертный приговор.

— Можете сесть, милорд, — сказал генерал Адаму, — я понимаю, как все это мучительно для вас, но ваша личная преданность никогда не вызывала сомнений.

Последним был вызван для дачи показаний губернатор Райт, и он повторил слово в слово то, что Алекса несколько месяцев назад сказала на приеме у генерала. Когда губернатор сел, генерал Прево спросил:

— Вы можете что-нибудь сказать в свое оправдание, леди Фоксуорт?

Та покачала головой. Какой смысл, если все настроены против нее?

— Не можете? В таком случае я готов вынести приговор.

Алекса затаила дыхание.

— Обвинения против вас серьезны, — заговорил генерал. — Вы, дочь знатного человека, супруга графа, пренебрегли обязанностями, налагаемыми на вас вашим положением, и намеревались предать свою страну. Ваше высокое общественное положение, — продолжал он, — не может повлиять на наше решение. Вы виновны в измене. — Взглянув на сидевших рядом с ним офицеров, он выждал положенное время и принял их молчание за согласие. — Как видите, суд согласен с моим решением.

Алекса вздохнула. Ее охватило отчаяние. Одно дело — ждать, что тебя сочтут виновной, другое — услышать это. Она посмотрела на Адама и заметила в серебряных глубинах его глаз жалость и сочувствие. В этот момент генерал призвал собравшихся к тишине.

— За измену существует только одно наказание — смерть. Леди Фоксуорт, через два дня вас повесят. А рядом с вами предателя, которого вы укрывали в своем доме. Да будет Бог милосерден к вашим душам.

В зале воцарилась тишина — все взоры обратились на стройную, красивую женщину, чья жизнь будет оборвана в расцвете лет. Многие считали, что неразумно убивать такое прелестное создание, и Алекса была им благодарна за сочувствие, которое прочла в их глазах. У нее оставалось всего два дня, чтобы дышать воздухом, мечтать о будущем, которое никогда не наступит, о любви того, кто ее предал.

Узнай Лис о том, что с ней случилось, он нашел бы способ ее спасти. Но она не знала, жив ли он.

— Вы хотите что-нибудь сказать, леди Фоксуорт?

Алекса заколебалась было, но потом она выпрямилась и повернулась лицом к взволнованной публике. Она побледнела, и ей пришлось стиснуть руки, чтобы унять дрожь. Но голос ее звучал уверенно и ровно:

— Вы несправедливы. Не только по отношению ко мне, но и по отношению к американскому народу. Не стану скрывать, что борьба за свободу и независимость вызывает у меня восхищение. Если это — преступление, то я готова в нем признаться. Можете меня повесить, и я стану еще одной мученицей в борьбе за свободу и справедливость.

Алекса удивилась, услышав приветственные крики. Быть может, Адам тоже захотел ее подбодрить? Но он только мысленно был с ней. Никогда еще он не любил Алексу так, никогда так ею не восхищался. Но он не мог ей об этом сказать. Не мог подойти к ней. Гвен следила за каждым его движением. И он стоял рядом с ней, пока Алексу не вывели из зала и не втолкнули в экипаж.

Ее ужин стоял на столе нетронутым, на том самом месте, куда поставил его Бейтс. Обычно он просто пропихивал его сквозь окошечко, но на этот раз решил войти в камеру, чтобы помучить узницу.

— Разве я не предупреждал вас, что вы будете болтаться на веревке? У вас осталось немного времени, миледи. Одно ваше слово — и я с радостью скрашу ваши последние часы.

Алекса молчала. Пусть себе бормочет. Она была слишком ошеломлена, чтобы реагировать на его бредни. Не добившись от нее ответа, Бейтс оставил ее в покое. Алекса, терзаемая отрывочными мыслями о жестоком предательстве Адама и тем, что Лису таки не удалось появиться в последний момент и спасти ее, уснула.

Она собиралась многое сделать в эти последние дни своей жизни, но ничего не сделала. Она хотела написать Мэри Форбс и проститься с ней; дать знать Адаму, что когда-то действительно любила его; объяснить Лису, что, если бы возможно было любить двоих, он обязательно был бы одним из них.

Она умылась, поела. День был на исходе, но никто не пришел сказать ей последнее «прости»; случайно ли или по приказу, этого она не знала.

Откуда-то из глубин памяти она извлекла образ Лиса: Лиса, который ласкал ее; Лиса, который пришел к ней, когда она была тяжело больна; Лиса, который сказал, что любит ее, но посоветовал полюбить мужа. Мужа! Увы, он оказался недостойным ее любви.

С самого начала она знала, что ничего не значит для Адама. Он никогда не был с ней жесток, хотя и пытался. Но по своей натуре он не мог жестоко обращаться с женщиной. Он был великолепным любовником, внимательным, неутомимым, нежным. Когда она в конце концов поняла, что любит его, он отослал ее домой к отцу, а сам поспешил в Саванну, чтобы жениться на другой.

Последний удар был нанесен, когда Адам отказался прийти ей на помощь. Его демонстративное отречение от нее показало полное отсутствие интереса к ней и ее участи. Поскольку это произошло вскоре после его признания в любви, отречение выглядело еще более мучительным. Но теперь это не имело значения. Ничто не имело значения, потому что завтра на рассвете жизнь ее оборвется, по-настоящему и не начавшись.

Когда Бейтс принес ей еду во второй раз в тот день, Алекса поняла, что время, отведенное ей на земле, истекает. Поскольку он не ушел сразу же, это вызвало у нее подозрения. Он отступил, явно оценивая ее. Алекса не обратила на него внимания, пока он грубо не схватил ее за плечи.

— Еще немного — и вы умрете, миледи, и я пока не видел, чтобы кто-нибудь пришел защитить вас или предложить вам утешение, — сказал он, пожирая ее глазами. — Уже поздно, и теперь уже никто не придет.

Алекса хотела высвободиться, но он был гораздо сильнее ее.

— Уберите ваши грязные руки.

— Думаете, что слишком хороши для таких, как старина Бейтс, а? Да ведь я — это все, что у вас осталось, миледи, нравится это вам или нет.