Вред любви очевиден - Татьяна Москвина

Миша и Маша в просторном пивном ресторане.

– А, пропадать – так с музыкой, – говорит Маша, – давай ещё по кружечке. Мне совсем пива нельзя. Сразу вес набираю.

– Говорят, голос надо кормить и поить. Помнишь, раньше певицы были какие… убедительные.

– Да это вообще вопрос денег. Я имею в виду внешность… А у меня пока с деньгами напряжёнка, так если позволю себе что вечером – приходится назавтра, как в старину, пост-молитва… Ну, так давай дальше рассказывай. Вернулся ты из армии в Саратов…

– Вернулся из армии, добил университет и завёл, знаешь, такой кружок не кружок, клуб не клуб – для умных ребят. У меня своя методика. Стали мои ребятки высоко забирать – выделяться стали, понимаешь. Тут приехал понтовый парень из Москвы, сманил меня в столицу. Организуем, говорит, колледж, лучший в мире, ты директор, нет – подумал, говорит, директора я тебе дам, крепкого хозяйственника, а ты будешь заместитель по всем учебным и творческим делам…

– Кинул?

Миша машет рукой.

– Это не рассказать! Как я влип, ты бы знала. Чуть уголовного дела на меня не завели. Афёра чистая… Крепкий хозяйственник два года получил. Ну, тут я… с Леной познакомился, Даша родилась…

– Старая, старая сказка, – засмеялась Маша.

– Нет, я не собираюсь погрязать в быту.

– На книжку свою надеешься?

– И на книжку надеюсь, и на Бога надеюсь, и сам не плошаю. А тебе надо в театр, в настоящий.

– О, Миша, – говорит Маша. – Ты наших дел не знаешь. Ты думаешь: раз голос, так все прямо в обморок от счастья упали? Да я сколько уже прослушивалась… В одном месте крутом – не скажу где, – я пою, а почти вся комиссия встаёт и выходит! Баб сразу от меня перекашивает на все стороны. А мужики… чего-то прикинут в уме, и тоже думают: э, тут беспокойство намечается… Вот ты ругаешь нашего Герцеля, а он единственный, кто сам в меня вцепился.

– Такие в тебя и будут вцепляться, как ваш Герцель или этот – типа мужа который. Надо, Маша, строже выбирать.

– Мне защита нужна. Ты не понимаешь, как я беззащитна.

– Ты? – удивляется Миша. – С такой силищей?

– У меня нет силы. У меня есть дар.

– Сколько раз я видел и всё удивляюсь, – говорит Миша, – что сам человек ни черта про себя не понимает. У тебя нет силы! Да ты можешь человека расплющить в пыль, и не заметишь.

Маша отрицательно качает головой.

– Никогда этим не занималась. Никогда. Ты нарочно себе это придумал – что я сильная. Чтобы потом совесть свою успокоить: а, она сильная, что с ней будет, ничего не будет, справится.

– Ты, кстати, когда мы познакомились, решила меня уколоть: вот, значит, мужчины боятся умных и сильных женщин, на мышах женятся… Я тогда не сообразил, а потом понял, что тебе ответить. За всех не скажу, но многие мужчины ничего не имеют против женского ума и силы. Они просто интересуются насчёт любви и верности. Потому что, если тебя не любят и тебе не верны, много ли радости знать, что это делает умный и сильный человек?

– Верность, – фыркнула Маша. – Я, по-моему, уже сто лет и слова такого не слышала. Ты верен своей жене?

– Нет, – отвечает Миша. – А что это доказывает? Когда человек ворует, он оправдывает себя своими нуждами, но он же не утверждает, что воровство – это хорошо и прекрасно, и всем так надо делать. Я неверен, грешен, слаб, но разве это уменьшает ценность верности вообще?

– Ты не волнуйся, – говорит Маша, внутренне разозлившись, – со мной у тебя греха не будет. Воровать не придётся.

– Я совсем о другом говорил! Совершенно тебя не имел в виду… Такое общее рассуждение…

– Мы ведь, Миша, говорим сейчас с тобой не о том, о чём говорим, правда? Ты это знаешь, и я это знаю. Давай закругляться, я устала. Мне пора домой.

– Счёт, пожалуйста! – говорит Миша официанту. – Маша, я вижу, ты на что-то обиделась. Прости Бога ради. Я дурак. Я поглупел от счастья, что ты со мной.

Официант приносит счёт. Маша берёт его и всматривается.

– Так, два пива и колбаски… с меня триста пятьдесят…

– Маша, ты не в театре. Перестань, пожалуйста.

– Что такое? – удивляется Маша. – Ты собираешься за меня платить? С какой стати? Надо беречь семейные деньги, Мишенька.

– Я сейчас стол переверну. Или разобью что-нибудь, – тихо и разъярённо говорит Миша.

– Оу, – отвечает Маша, но идёт на попятный. – Всё, проехали. Давай плати, озверевший учитель. Прямо слово ему не скажи.

Миша и Маша едут в машине, молчат.

– На Кутузовском какой дом? – спрашивает Миша.

– В районе сороковых номеров останови.

Подъехали.

– Спасибо за приятный вечер, – говорит Маша. – Надеюсь, он не повторится.

Миша с коротким стоном хватает её и целует.

– Я не знаю, что мне, драться с тобой? – говорит Маша.

– Ударило меня, стукнуло, как я тебя увидел. Пропал я, Маша, как заяц. Только ты моя, ты – моя, понимаешь?

– Пока, воспитатель, – говорит Маша, забирая цветы. – Опять не высплюсь, репетиция в одиннадцать. Хорошо, хоть спектакля нет вечером.

– Поехали куда-нибудь?

– Там видно будет.

– Где твой подъезд? – я провожу.

– Бога ради, оставайся здесь. Он любит во двор смотреть – откуда я подъехала да кто со мной.

– А, вот что, – помрачнел Миша. – Тогда счастливо тебе.

Маша машет ему рукой, уходит. Миша смотрит ей вслед.

Миша гонит машину по ночной Москве, смеётся и даже мурлыкает что-то себе под нос. Слуха у него нет никакого.

Маша возвращается домой. Юра стоит на лестничной площадке.

– Маша! Сколько просил – не ходи одна. Трудно было позвонить? Тыщу раз тебе объяснял – мне по барабану твои поклонники, и ревность тут ни при чём. Я к тебе приставлен беречь тебя, ты понимаешь? И телефон отключила!

– Да меня достаёт, что все орут по своим мобилам, как будто они в лесу. Знаешь, у меня аллергия на некоторые звуки, на противные голоса…

Маша и Юра снимают двухкомнатную квартиру, в которой уже есть следы начинающегося достатка: хорошая аппаратура. Но шкафа нет, и Машины платьица весят на кронштейнах.

– Ты ужинала? – спрашивает Юра, возясь с цветами – разобрать, расставить.

– Ну конечно. Ужинала с поклонником. Есть и в нашей горькой актёрской жизни свои маленькие бонусы…

Маша переодевается в шёлковый халатик и приходит на кухню к Юре.

– О, вот эти отдельно поставь, – говорит она, вычленяя Мишин букет из общей массы.

– Давай лучше все розы вместе, – предлагает Юра.