19-я жена - Дэвид Эберсхоф

Элизабет сразу же осознала, что жизнь обоих — и матери, и младенца — под угрозой. «Лидия лежала на матрасах в спальной части фургона, не в силах открыть глаза, — пишет она в дневнике. — Когда я окликнула ее по имени, она не отозвалась. Новорожденная Дайанта выглядела еще более безжизненной, чем роженица. Крохотная и недвижимая, лежала она подле своей матери. Я не знала, что делать».

В те времена у Святых принято было перед лицом болезни прибегать к молитве и целительной силе священнослужителей.

Элизабет описывает Старейшину (я не смогла определить, кто это был), сидевшего с Лидией в спальной части фургона. «Он пришел ночью, когда мы остановились у речушки. Это был старик, столь изможденный трудной дорогой, что я не была уверена, увидит ли он Сион, о котором мы пели. Меня беспокоили мысли о том, на что этот старый человек способен».

Старейшина собрал в фургоне вокруг Лидии всю семью. Он возложил руки ей на голову и стал молиться о ее выздоровлении. То же самое он проделал с ребенком. «Если будет на то Господня воля, Он их убережет. А теперь вы должны молиться», — сказал он Уэббам. «А что, если им не станет лучше?» — «Значит, у Господа есть причина оставить ваши мольбы без ответа».

Эти слова поразили Элизабет в самое сердце. Со времени свадьбы прошло уже более двух лет: за это время она не один раз желала, чтобы Лидия исчезла из ее дома. Она признается, что молила Господа убрать ее прочь. «Множество раз, оставаясь по ночам в одиночестве, я не могла не слышать, что мой муж посещает мою соперницу, как больше уже не посещает меня. Сколько же раз просила я Господа положить конец такому унижению! — признается она в своем дневнике. — Однако вновь и вновь я оказывалась в одиночестве».

Прежде чем уйти, Старейшина сказал Элизабет: «Заботься об этой девочке и ее ребенке. Не позволяй им страдать. Сделай все, что можешь».

Заколебалась ли Элизабет? Пришла ли ей в голову мысль: «Вот мой шанс освободиться от соперничества и вернуть себе мужа»? Этого мы не знаем. Если и так, эгоистический порыв сразу же прошел. На целых две недели Элизабет посвятила себя Лидии и Дайанте, добиваясь их выздоровления, не отходя от их постели. Во время каждодневного перехода через летние равнины Элизабет накладывала компрессы, поила Лидию с ложечки и кормила с ложечки овсянкой. «Более всего, — пишет она, — я молилась». Следующий отрывок из ее дневника представляет собой выдающееся высказывание о ее вере. Он дает нам существенную возможность понять изнутри, как многие из первых женщин-членов СПД смогли принять многоженство, примириться с ним — как практически, так и духовно.

Я наконец поняла, какое испытание ставит передо мною Господь. Прежде я позволяла себе ненавидеть свою сестру-жену.

Я жалела ей малейший вдох воздуха, потребный для дыхания. Жалела каждый кусочек, взятый ею с тарелки. Меня отвращала вмятина на подушке, оставленная ею, когда она поднималась с кресла. Отвращал волосок, оставшийся на расческе. Отвращал звук ее голоса, когда она здоровалась со мной. Мне были противны ее губы на лобиках моих детей. По сути, мне были противны все те качества, которые делали ее таким же, как я, Божьим созданием. Моя черная ненависть перетекла и на ее не рожденного еще ребенка. Воистину я поняла наконец, какое испытание поставил передо мною Господь наш Иисус Христос. «Люблю ли я? — вопросил Он. — Или я ненавижу?» Он услышал вопли моего жестокого сердца, и Он возымел ко мне жалость. Если бы Он ответил на мои молитвы, и убрал Лидию из нашей семьи, и уничтожил ее ребенка, Он не возлюбил бы меня по-настоящему. Нет! Он возлюбил меня через испытание. Когда, все эти долгие годы тому назад, я впервые встретила Брата Джозефа, он сказал мне и другим: «Давайте изливать любовь на все человечество… проявлять нашу доброту, ибо любовь порождает любовь». Я ожидаю наступление моего Судного дня с сердцем, разрывающимся от любви. Однако потом я забыла обо всем, во что верила. Стоя на коленях у постели Лидии в спальной части фургона, я почувствовала, как возвращается ко мне моя вера. Любовь, явленная мне Святыми, вернулась. Когда это произошло, Лидия поднялась, малышка заплакала и их здоровье стало восстанавливаться. Их выздоровление совпало с восстановлением моей веры. Я никогда не смогу этого забыть! Смысл этого совершенно ясен и навсегда таким и останется.

К сентябрю 1848 года Уэббы со спутниками добрались до прохладного каньона меж красных аргиллитовых скал, на дне которого струилась река Уэбер-Ривер, всего в нескольких днях пути от долины Большого Соленого озера. В каком-то пункте Бригам выехал из Солт-Лейка им навстречу. Поздним вечером, у лагерного костра, он описал им Мормонский Ханаан, который они вскоре обнаружат за горами. Проведя всего лишь год в долине, Святые возвели там небольшой город из однокомнатных бревенчатых домов, с аккуратными дорогами, проложенными по гати, с внушительным фортом для защиты от атак индейцев, с несколькими мукомольнями и зернохранилищами, с десятками магазинов, продающих инструментарий, провизию и другие товары и окруженный примерно пятью тысячами акров плодородных земель, орошаемых с помощью хитроумной системы мелких каналов, шлюзов и дамб. «Бригам поведал нам, — пишет Элизабет в своей последней записи в Дневнике Исхода, — о нашей земле обетованной. Господь открыл о ней Бригаму, и теперь Бригам открывал о ней нам. Я держала руку моей сестры-жены в своей, когда мы слушали, как Бригам рассказывает нам о мире, ожидающем нас за перевалом».

13 сентября 1848 года Энн Элиза отпраздновала свой четвертый день рождения. «Бригам обнял меня и приласкал, — пишет она в книге „Девятнадцатая жена“, — и улыбнулся так, что я поняла: он любит меня больше всех других детей. В мой день рождения он поцеловал меня и объявил: „Это прелестное дитя — будущее Святых Дезерета!“» Нам никогда не удастся узнать, способна ли была Энн Элиза в четыре года с такой ясностью запомнить описанную ею сцену. Но даже если так, когда она пишет об этом много лет спустя в своем мемуаре, она замечает: «Я была счастлива, потому что видела, что моя мать и мой отец счастливы и так же счастлив мой Пророк. Я помню его пальцы на моей руке повыше локтя и шерстинки его бороды на моей щеке. Но я никоим образом не могла знать, что много лет спустя этот человек женится на мне, а потом попытается меня уничтожить. В том сентябре на горизонте Юты не видно было туч. Все впереди было светло и солнечно».

Когда, 20 сентября 1848 года, Чонси Уэбб с двумя женами и теперь уже четырьмя детьми прибыл в Солт-Лейк, они представляли собою во всех отношениях счастливое семейство. Многоженство, когда-то столь ненавистное Элизабет по самой своей концепции, стало частью ее каждодневного существования. Элизабет записала эту мысль у себя в дневнике: «Бригам любил повторять: „Мы даем место всему, что дает нам Господь“. Как это верно, как верно!» Она приняла Лидию в число своих домочадцев, а вторая миссис Уэбб научилась ценить дружеское отношение Элизабет. Каждая из них испытывала к детям другой чувства, какие испытывает тетушка к племянникам или племянницам. В течение нескольких следующих лет, когда Уэббы делали все возможное, чтобы обосноваться в Солт-Лейке, Элизабет полностью приняла вторую жену. «Лидия — член нашей семьи, не более и не менее. Так говорит Господь», — часто повторяла она Энн Элизе.