Убийство в соль минор - Анна Данилова

— Сережа… — я взяла его за руку. — Что???

— В этом доме живет Зоя Петровна Кравченко, соседка и близкая подруга Елены Николаевны Соленой, как бы твоей второй мамы.

— И?

— Мне посоветовала обратиться к ней Лариса Альбертовна. — Он говорил почти шепотом, как если бы не хотел, чтобы его услышали посторонние. Ерема собрался было уже отойти подальше, чтобы не мешать нам, но Сережа сделал ему знак, чтобы он, наоборот, подошел к нам поближе. Всегда, когда я видела проявление теплых, дружеских чувств Сережи к Ереме, я тихо радовалась их сближению. Недоверие и ревность обоих постепенно сошли на нет. — Мы с Лизой пришли сюда, я представился, Лиза, естественно, тоже, мы сказали, что хотели бы задать ей несколько вопросов, касающихся семьи Соленых, и эта женщина отказала нам, представляешь? Она сказала, что мы — чужие и что она не собирается никому ничего рассказывать. Тем более что Елены Николаевны уже давно нет в живых. И тогда мне пришлось сказать ей, что я — муж той самой девочки, Вали, которую опекала Соленая, будучи директором детского дома. Ты бы видела, как засветилось ее лицо!

Теперь уже Сережа вообще говорил так тихо, что мы с Еремой едва могли разобрать его слова.

— Она сказала, что будет рада увидеть тебя. Но, думаю, она не очень-то нам и поверила…

За спиной Сережи отворилась калитка, и я увидела невысокую темноволосую женщину в черных брюках и длинной вязаной кофте голубого цвета. Она смотрела на меня, не мигая, всматриваясь в мое лицо. И я увидела, как глаза ее наполняются слезами.

— Господи, благодарю тебя, — прошептала она, сделала несколько шагов по направлению ко мне, а потом распахнула объятия и осторожно, словно у нее были не руки, а крылья, обняла меня и прижала к себе. Я почувствовала слабый запах духов и мыла, исходящий от этой женщины.

Неужели она — моя мать? Бред какой-то!

Она вдруг отпрянула от меня, склонила голову набок:

— Просто не верится. Рита…

— Зоя Петровна, это Валя, — сказал Сергей. У него при этом было такое лицо, словно он разжевал горькую таблетку.

— Да я все понимаю. Ладно, пойдемте в дом. Холодно же. А это кто? — Она вдруг оглянулась на Ерему, в нерешительности стоящего рядом.

— Это мой брат, — произнес Сергей, и меня словно током стукнуло. Невероятно!

Мы вошли во двор, где под дождем мокли голые кусты сирени, черные земляные прямоугольники клумб, узкая асфальтовая дорожка, ведущая к высокому деревянному крыльцу.

Дом был добротный, такого же голубого тона, как и кофта хозяйки. Видимо, это был ее любимый цвет.

В доме было тепло от газовой печи. Хозяйка посадила нас в комнате за стол, на котором стояла фарфоровая ваза с яблоками.

Зоя Петровна села напротив меня, вытянула вперед руки, чтобы взять меня за руки, словно проверяя, не призрак ли я, теплая ли моя плоть. И все это время, не отрываясь, смотрела на меня, слегка покачивая головой.

— Здесь и документы-то никакие не нужны, — наконец проговорила она. — Одно лицо.

Наконец она встряхнулась, выпрямилась и улыбнулась.

— Вы даже не представляете себе, как долго я ждала этого дня! — Брови ее взлетели, а взгляд потеплел. — Столько лет храню эту тайну. Чужую тайну.

Лена Соленая — моя близкая подруга. Да, она умерла, но все равно я всегда думаю о ней так, как если бы она была жива. Мы жили по соседству, многое было пережито, мы всегда делились друг с другом, помогали друг дружке. Я-то была замужем, мой муж умер всего два года назад, а вот Леночка жила одна. Вернее, без мужа.

Я увидела ее впервые примерно в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, когда она купила вон тот дом, видите, за березой, мои окна как раз смотрят на окна ее кухни. Она женщина была городская, красивая, загадочная какая-то. Я знала, что она окончила педагогический институт, что работает директором детского дома. Первые годы вместе с ней жила ее мать, Ксения Леонидовна, воспитывала дочку Лены, Риточку.

Я посмотрела на Сережу, и мне показалось, что он нисколько не удивлен тем, что сказала Зоя Петровна.

— Значит, Рита Соленая — это дочка Елены? — спросила я, чувствуя, как по спине моей побежали мурашки.

— Да, Риточка ее дочка. Говорю же вы с ней — одно лицо!

— Но почему мы с ней — одно лицо? — Я все еще гнала от себя мысль, что мадам Коблер является моей матерью, покойной матерью!

— Все по порядку. Лена много работала, она почти жила в детском доме, но дочку свою, Риточку, любила безумно и, когда возвращалась домой, всегда привозила полные сумки подарков. Она считала, что Риточка и так растет в любви и ласке, а вот в детском доме много сирот, никому не нужных, брошенных детишек, которые нуждаются в материнской любви. Ксения Леонидовна была прекрасной бабушкой, много занималась с девочкой, учила ее с трех лет языкам, читала ей много. Это я к тому, чтобы как-то оправдать, что ли, Лену. Правда, она была очень занятым человеком, постоянно пропадала в своем детском доме, очень переживала за детишек, следила за их судьбами даже после того, как они покидали дом и переводились в интернат.

— А кто был отцом Риты? — спросил Сергей.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Лена мне многое о себе рассказывала, из детства, о своей семье, знаю, что ее родители были военными хирургами, работали в военном госпитале. А бабушка ее была актрисой, они вообще все родом из Севастополя. Но вот от кого она родила Риточку — она мне так и не сказала. Но то, что отец у девочки был, что знал о ее существовании и помогал ей, это я знаю точно. Время от времени Лена привозила большие коробки с подарками от отца, как я понимаю. Она тогда приезжала на такси, грустная, заплаканная, от нее пахло хорошими духами и даже вином, знаете, как после свидания. В коробках были нарядные детские вещи, шоколад, какие-то консервы, фрукты. Все дорогое, в красивых упаковках. Предполагаю, что она все эти годы, вплоть до самой смерти, поддерживала отношения с этим мужчиной, но здесь, в этом доме, он не появлялся, это точно, иначе я бы знала. Ксения Леонидовна тоже не знала, кто отец Риточки, сказала мне только однажды, что он, судя по поступкам, хороший человек, да только женатый. Думаю, какой-нибудь чиновник из администрации. Уверена, что он и детскому дому помогал, потому что Лена часто рассказывала о том, что «кто-то там, из администрации», подарил детскому дому пианино и аккордеоны, ковры, компьютеры, да много чего! И потом, когда Ксения Леонидовна умерла (царство ей небесное!), Риточку забрали в город, как я поняла, ее воспитывала какая-то няня, тоже, думаю, вариант помощи отца. Но что-то там не заладилось, и Лена вернула Риточку домой. Рано утром они с дочкой уезжали на автобусе в город, Лена отводила девочку в детский садик, расположенный неподалеку от детского дома, где она работала, а после работы они вместе возвращались домой. Потом, когда Риточке исполнилось семь лет, Лена записала ее в английскую школу. И здесь, я думаю, приложил свою руку отец. К тому времени у Лены уже была своя машина, и она рано утром уезжала с Риточкой в город. И так бы все и продолжалось, если бы однажды не случилась трагедия. Послушайте, может, чаю?