Суворов - Вячеслав Лопатин

В далеком от нас XVIII веке тоже велись информационные войны. Стрелы, выпущенные в сторону Потемкина, были направлены против России. Далеко не случайно Екатерина почти ежедневно сообщала в Москву и Петербург о своих впечатлениях. «Чтоб видеть, что я не попусту имею доверенность к способностям фельдмаршала Князя Потемкина, — писала императрица Салтыкову 3 мая, покидая Кременчуг, — надлежит приехать в его губернии, где все части устроены, как возможно лучше и порядочнее: войска, которые здесь, таковы, что даже чужестранные оныя хвалят неложно; города строятся, недоимок нет».

Флотилия снова тронулась в путь. Но 7 мая, получив известие о том, что император Иосиф уже прибыл в Херсон и отправился к ней навстречу, Екатерина сошла на берег и в карете поспешила к Новым Кайдакам.

Свидание глав двух великих держав произошло в степи. Не было ни свиты, ни дипломатов. Присутствовал Потемкин да еще германский принц Карл Генрих Нассау-Зиген, рассказавший, как князю пришлось самому готовить для коронованных гостей импровизированный обед.Спустя два дня на месте, избранном Потемкиным для основания губернского города Екатеринослава, императрица заложила церковь. Ей помогали Потемкин и австрийский император: первый подал закладную плиту, второй клал кирпичи на известковом растворе. 10 мая Потемкину был пожалован кайзер-флаг (гюйс) начальника над Черноморским флотом.

Двенадцатого мая Екатерина и Иосиф («граф Фалькенштейн») в коляске Потемкина торжественно въехали в Херсон, впоследствии прозванный «колыбелью Черноморского флота». Им салютовали пушки херсонской крепости, их приветствовали войска. После литургии в соборной церкви Святой великомученицы Екатерины генералитет, херсонское дворянство и именитые граждане во главе с Потемкиным встречали коронованных гостей у дворца. Вечером на торжественном приеме звучала музыка, город украшали огни иллюминации. На следующий день на приеме присутствовал Суворов. 15 мая Екатерина во флотском мундирном платье и скромно одетый в простой армейский мундир «граф Фалькенштейн» участвовали в торжественном спуске на воду кораблей — восьмидесятипушечного «Иосифа», семидесятипушечного «Владимира» и пятидесятипушечного «Александра».

На большой званый обед снова был приглашен Суворов, а вместе с ним — прибывшие из Константинополя посол Булгаков и полномочный представитель Священной Римской империи при Блистательной Порте Герберт, неаполитанский дипломат маркиз Галло, польский посол Мощинский, племянник короля Станислав Понятовский.

Тринадцатого мая Храповицкий записывает в дневнике: «В письме к Еропкину сравнение шестилетнего устроения Петербурга с Херсоном; укрепления города и здания похвалены; в расторопности и успехах должно отдать справедливость Князю Г.А. Потемкину». На другой день в письме государыни Брюсу Херсон назван одним из лучших русских городов. И это великолепие было достигнуто за шесть лет, в голой степи!

Путешественники намеревались посетить Кинбурн, но маршрут пришлось изменить — к Очакову пришел сильный турецкий флот: четыре линейных корабля, десять фрегатов и множество вспомогательных судов. Екатерина выразила неудовольствие графу Сегюру за подстрекательство турок к войне. Француз оправдывался, ссылаясь на то, что Порту могло напугать присутствие на юге собранных Потемкиным войск. Император Иосиф всё же посетил Кинбурн и лично обозрел Очаков. Через три месяца здесь загремят пушки и турки попытаются захватить Кинбурн. Отпор будет дан Суворовым, а Австрии придется выполнить свои обязательства и вступить в войну.

Совместное путешествие глав двух империй не осталось незамеченным. Англия, Пруссия и Швеция усилили свои интриги при дворе султана, но главным противником России в Константинополе представлялась Франция, приславшая в Турцию своих советников — обучать янычар европейскому строю, укреплять фортификацию и строить новые военные корабли.

Сегюр в своих поздних записках утверждал, что Потемкин, в отличие от проявлявшей сдержанность императрицы, хотел войны, чтобы получить высшую степень ордена Святого Георгия. Документы же говорят о том, что Потемкин после неурожайного года с большим трудом пополнял хлебные «магазей-ны» закупками в Польше и хлебородных губерниях России. Его грандиозная строительная программа в Северном Причерноморье нуждалась в мире. Имея от императрицы полномочия давать указания российским дипломатам, он требовал от Булгакова еще на год-два сохранить мир с Портой. Князь был готов пойти на удовлетворение значительной части требований, выдвигаемых в Константинополе сторонниками войны.

Разрыв произошел в августе, а пока путешествие продолжалось. 17 мая императрица и ее спутники покинули Херсон и держали путь в Крым, сказочную Тавриду. Накануне отъезда из Херсона императрица делится впечатлениями от увиденного в письме Брюсу: «Здешний край чрез десять лет будет из изобильнейших… здешний край есть земной рай».

На подходе к Перекопу царский поезд встречали казаки — три с половиной тысячи донцов во главе с войсковым атаманом А.И. Иловайским. Были устроены показательные маневры, вызвавшие неподдельное восхищение австрийского императора. В Крыму карету императрицы окружили татарские всадники, полторы тысячи отборной конницы под начальством бригадира Ивана Горича Большого, родом черкеса. Снова взрыв удивления: вчерашние враги конвоируют карету российской императрицы!

На длинном спуске к Бахчисараю лошади понесли. Иосиф и принц де Линь, сидевшие в карете напротив Екатерины, восхищались силой ее характера: на ее лице не промелькнуло и тени беспокойства. Татарским наездникам удалось на полном скаку перехватить лошадей и спасти высоких гостей.

В самом Бахчисарае путников встретило мусульманское духовенство во главе с муфтием. Гости остановились в бывшем ханском дворце. Мечети и дома освещались иллюминацией. Во время одной из прогулок император и граф Сегюр признались друг другу, что увиденное напоминает сказку «Тысячи и одной ночи»: русская императрица спокойно отдыхает в столице ханства, наводившего в течение столетий ужас на Россию и Польшу.

Двадцатого мая статссекретарь Храповицкий заносит в дневник слова Екатерины: «Говорено с жаром о Тавриде: "Приобретение сие важно; предки дорого бы заплатили за то"». На следующий день Екатерина пишет в Москву Еропкину: «Весьма мало знают цену вещам те, кои с уничижением бесславили приобретение сего края. И Херсон, и Таврида со временем не токмо окупятся, но надеяться можно, что если Петербург приносит осьмую часть дохода империи, то вышеупомянутые места превзойдут плодами безплодные места».

Двадцать второго мая царский поезд прибыл в Инкерман — небольшую деревушку на высоком берегу Ахтиарской гавани. Во время обеда в путевом дворце по приказу Потемкина упали шторы на окнах — и гости увидели белокаменный Севастополь, прекраснейшую гавань и стоящий в ней флот! Это была кульминация путешествия.

На обратном пути, расставшись с императором, Екатерина прибыла в село Блакитное на Полтавской дороге в 70 верстах от Херсона. Здесь во главе шести полков государыню встречал Суворов.

Как записано в камер-фурьерском журнале, 8 июня на Полтавском поле «под предводительством генерал-аншефа и кавалера князя Юрия Владимировича Долгорукова все конные полки маршировали мимо ставки Ея Величества. А напоследок в присутствии Ея Императорского Величества всё войско, имея 40 орудий полевой артиллерии, атаковало неприятеля пред собою поставленного, причем во всех движениях доказало совершенное устройство и похвальную расторопность». На кургане, прозванном в народе «Шведской могилой», рядом с императрицей стоял Потемкин в окружении генералов, свиты и знатных иностранцев. Торжество на поле русской славы должно было подтвердить преемственность политики Екатерины II, идущей по стопам Петра I.