Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов

Лилия бросается мне на костлявую грудь, заливая рубаху слезами и соплями, начинает путано и сбивчиво изливать на меня все свои беды и тревоги. А их – хватало! Не только учитывая причуды женского восприятия окружающего мира, но и объективно. От сострадания и жалости к ней сжимается сердце, трепещет душа. Начинаю понимать, почему я кем-то неизвестным мне образом поставлен на твоём пути, девочка моя.

– Что ты сказал? – вскинулась Лилия.

Опять меня УМник сдал!

– А что? – спрашиваю.

Зря! Пришлось выслушивать пересказ про её легендарных возлюбленных. А это – неприятно. Потому как на их фоне я – вообще… Даже не ничтожество! Что-то с огромным отрицательным значением счисления.

А это – больно! Потому как я – влюблён. Именно в эту женщину, что плачет на моей груди. И хотя и кажется – вот мы и муж с женой, наедине, в отдельной комнате, на отдельном ложе, она – уже в моих объятиях, но…!

Между нами – пропасть! Непреодолимая. И больно осознавать это! Невыносимо больно! Просто – нестерпимо!

Наконец, поток её сознания свернул в нужное русло. Пошли крупинки нужной породы. Ах, вот в чём дело! И это всё?

– И это всё? – говорю это вслух, пожимая плечами, тем освобождаюсь от объятий, встаю, прохожу до седельной сумки, достаю свёрток малый, вытрясаю из него на колени Лилии, в ловушку её юбок, кристаллы Накопителей.

Любуюсь её лицом. Не думал, что глаза могут быть настолько большими. Стремясь догнать в размерах самый крупный из кристаллов. Тот, дымчато-изумрудный.

Визжащий тайфун сбивает меня с ног. Понять ничего не успеваю, как оказываюсь на полу, распят ею, придавлен к полу. Она сдирает с моего лица и шеи – шарф, с головы – тряпку, что у меня исполняет обязанности банданы, истово покрывает моё лицо поцелуями.

– Что ты? Что ты? – растерянно бормочу я, пытаясь (без какого-либо упорства) оттолкнуть её, но и она, как кошка – протекает через мои руки. Целует, с каким-то самозабвением – куда попадёт, с закрытыми глазами, сквозь слёзы, с тяжёлым, горячим дыханием.

Вдруг глаза её распахиваются, смотрит на меня – удивлённо.

– Ну, а что? – опять лепечу я. – Я же не железный! Я же – живой. Мужик, в конце концов. Не совладел, прости!

– Мужик! – сдавленно хрипит она, судорожно хватаясь за неожиданно вставшее обстоятельство. – Ты – мужик! Живой!

Брызгами воды от рухнувшей в море скалы взлетают юбки. Слышу, как трещат мои многострадальные штаны. Со стоном, вырывающимся из меня, из неё ощущаю, как я попал в плен. В сладкий, долгожданный плен, о котором даже мечтать боялся.

– Живой! – хрипло кричит она, поднимаясь, вновь опускаясь. – Живой! А-а-а!

Рухнула, обессилев.

– Живой! Мой герой! Мой спаситель! Ты – живой! – шепчет она в мою рубашку.

И опять плачет.

И вскидывается, смотрит на меня удивлённо. Я пожимаю плечами. Рубаха моя с треском разлетается. Опять зажмурившись, с лицом отстранённого наслаждения моя любимая опять скачет, с придыханием, приговаривая:

– О! Мой стойкий герой! О-о-о! Мой! Как! Я! Сос! – Кучи! – Лась! Ах!

Всё произошедшее не было секретом ни от кого из «наших». Моя любимая – шумная. А стены – тонкие. Радовались. Даже Пашка. Смотря на летающую, как на крыльях, хозяйку. Радовались – искренне. Да и я млел от тепла, разливающегося по груди.

Но это никак не отразилось на нашей безопасности. Хотя осиливали дорогу в том же составе. Сначала – некого было нанять в охрану. А потом – как-то и привыкли. То ли места стали потише, то ли смена имени и в самом деле скрыла нас от Рока. Но серьёзных неприятностей удавалось избегать. Бродяги нас избегали. Прогонял я их издали, чтобы женщин не пугать. В Пустошах видимость – до горизонта, если перепады высот не мешали. А Бродяг я чувствовал. И Твари нас избегали. Возможно, воспринимая меня верхом на Харлее большим-большим Бродягой. И – сторонились.

Ну, а самые опасные хищники – люди… Крупных и серьёзных отрядов врагов нам не попадалось. Всё же тут были какие-то порядки, устраивались облавы и зачистки, попадались на пути конные патрули в единообразных накидках и однотипной покраске щитов. Да и для серьёзных людей, которые могли представлять для нас угрозу, мы – смелая и дерзкая, но нищая семья – несерьёзная добыча. А мелочь я прогонял.

Попадались нам лишь банды голытьбы, решившей поискать счастья на большой дороге. Я уже достаточно освоился с Умником. Вернее – приобвыклись друг с другом. УМ принял форму чёрной кожаной перчатки, встроенной в наруч и закрывающей всё предплечье до самого локтя. Так вот, УМ, он же – универсальная игрушка. И умел проецировать изображения. Вот он и проецировал самострел, закреплённый на наруче. Хотя, если присмотреться, то заметно, что самострел – призрачный, не материальный. Но это – присматриваться надо. Так вот, когда такая голоногая банда нас встречала, то они не сразу кидались на нас. А, окружив, предлагали поделиться чем Бог послал, по-братски. При этом – сразу выпячивался главарь банды. Обычно он и обладал самым шустрым языком из всей своры человеческих отбросов. Вот его я и убивал, всаживая призрачную стрелу из призрачного самострела. Нет, конечно, иллюзорная стрела никак не могла повредить тело человека. Убивал его я. Так же, как тех людей на жертвенном костре – просто очень сильно захотев его смерти.

Почему так сложно? Потому как дерзкий мужик, владеющий необычным, возможно – артефактным самострелом, понятно даже для самых пустых бестолковок, что в ужасе разбегались после смерти главаря. И об этом не будут ходить слухи. Вовсе не как об ужасном повелителе Смерти. А вот неизвестный маг, не носящий цветастого плащика и перстней выпускников магических школ, убивающий людей непонятным способом, скрывающий свою суть, возможно колдун – это совсем другое дело. Слухи – пойдут. Найдутся какие-нибудь охотники задать вопросы этому таинственному магу. Охотники, Краснозвёздные или белобалахонные – не важно. Мне вопросы не нужны. Совсем. Ни от кого.

Кстати о магии. Занимаемся со Снегурочкой. Хотя я и отрицаю, что я – маг, даже перед самим собой, но я вижу, где девочка ошибается. Почему у неё так плохо и редко получаются заклинания, почему столько её Силы просто греет воздух, развеиваясь безо всякого толка. Я ей и подсказывал, почему у неё не получается, вместе думали, как поправить.

При этом встал вопрос, чему и как её учили в Магической школе, если теория у неё от зубов отлетает, а практика – совсем не поставлена? Настолько, что даже я – не пойми кто – могу ей помочь. Вот Снегурочка теперь постоянно практикуется. То распевает мантры заклинаний, без наполнения Силой, упаси Демон! Или играет мячиком, на радость Мешочка – силой мыслей управляя его движением, противоречащим законам физики. Просто одна из составляющих самого простого из боевых заклинаний – Шар Огня – как раз и есть метание этого Шара. И если с созданием и удержанием Шара Огня у Снегурочки проблем нет, то вот с его метанием – никак. Совсем. Не то что не попадает, иногда даже не докидывает, а иногда – закидывает за пределы видимости. И какой толк от такого мага в бою? Точно! Никакого!