Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов

А теперь – о себе. Как я и говорил, я – не маг. И быть им не стремлюсь. Не стремлюсь я на костёр. Я уже увидел отношение людей к Тёмным магам. Вот я и не маг. Я тут вообще – проездом. А чтобы проезд мой шёл плавно и планово – занимаюсь собой. Той самой – Разминкой. Подвижность, гибкость тела возросла. Не до устраивающего меня уровня, конечно, но до уровня того же Пашки, моего спарринг-партнёра, поднял себя. Даже могу сидеть на стуле, за столом, согнув ногу и руку до прямого угла. Уже – почти безболезненно.

Регенерация тела делает своё дело. Медленно и почти незаметно. У меня уже один полноценный палец отрос, на котором так и не сформировался ноготь – от былой половинки пальца, и уже по одной фаланге отросло на полностью отрезанных пальцах. Только зудят они жутко. Бесит аж. Всё время выводят меня «из себя». «Вне себя» зуд не чувствуется.

Только вот зубы – такие же. Язык – так же короток, речевой аппарат – не развит. Ну, и рожа – без слёз не глянешь. Лилия любиться со мной – зажмурившись. Такой вот я красавец.

Вот так исполнилась мечта, породив новые. Теперь мне мало просто быть ей мужезаменителем. Я хочу, чтобы и её принял и полечил тот маг Жизни. Женщина, стыдящаяся своей внешности, начинает шажочками, малыми, но постоянными – идти по пути разрушения личности. Вот Живчик и должен решить эту проблему, вернув моей красавице её истинный облик. Ну и мне. Хотя бы – косметически. Чтобы она смотрела на меня, когда взрывается… Ну, о леди так – не говорят. И вообще, это моё дело!

Так что эта дорога, с побега из Волчьего Логова и до этой остановки из-за местного дождичка – сплошная семейная идиллия. Без иронии. Я – счастлив. Впервые. Сколько себя помню. С самого моего появления в этом Мире.

Счастлив настолько, что тайком, подспудно – не хочу, чтобы этот дождик кончился. Чтобы он лил и лил. А я – нежился в постели с ласковой, мягкой и податливой, любимой женщиной, истосковавшейся по мужской ласке. Былые физические и моральные травмы, нанесённые ей насильниками-разбойниками, зажили. Жизнь требует своё. А под рукой только я. Мужезаменитель. Но я и этим счастлив.

Я люблю её.

«Дед! Мышь опять отказывается спать! – слышу Зов Снегурочки. – Требует сказку!»

«Он или ты?» – усмехаюсь я.

«Все! – отвечает девочка. – Даже Павел пришёл, делает вид, что сказку ждёт, а не к Дерезе пристаёт. Или – наоборот».

«Да ты что?» – удивляюсь я и улыбаюсь.

– Что? – спрашивает Морозова.

– Зовут на сказку, – отвечаю я, уже автоматически прикрывая рот правой рукой, вроде как стесняясь своего уродства. Так создаётся впечатление, что говорю именно я, сквозь перчатку. А не перчатка – вместо меня.

– И Пашка пристаёт к Козе, – усмехаюсь я.

– Ты поменял местами причину и следствие, – вздохнула моя любимая, вставая, потягиваясь. – Пойду, тоже ноги разомну, пока ты там их укладываешь. И не Пашка к ней, а она его – охмуряет. Девочка на годы вперёд заглядывает. А Пашка – молодой, холостой. И – податливый.

Качая головой, влезаю в штаны, запахиваюсь в распашную рубаху-сорочку, иду в соседнюю комнату. Меня ждут. Уселись все, как галчата желторотые ждут мать с кормом – ждут меня со сказкой. Подсели на мои сказки. Даже взрослый мужик – двадцатитрёхлетний стражник.

– Всем лежать! – уже привычно командую я.

Все падают головами на подушки. Кроватей только две, не считая колыбели. Малыш ныряет в люльку. Снегурка утыкается в свою подушку, чтобы не видеть возни Дерезы и Павла. Это Дереза упала на подушку, а вот Пашкина голова – ей на тощие ягодицы. Тут же возникла возня. У девочки ещё цикл не начался, а её уже пристрастили к этому делу.

Хотя Морозова говорит, что потому и нет у неё ничего, что своротил ей всё тот урод. Уже давно должно бы быть. В её возрасте жены – уже брюхатые ходят первенцами. Качаю головой – у неё ещё грудь не отрасла, но она уже должна ходить замужней и брюхатой! О, Мир! О, нравы! Но не мне судить! Потому я лишь щелчком ремня заставляю их прекратить возню. Пусть потерпят. После сказки и в конуре Пашкиной – да. При детях – нет! Да, они и знают. Так, щекотают друг друга.

– Какую сегодня сказку будем слушать? – спрашиваю, усаживаясь на маленькую, низкую, «дедову» скамеечку, подперев голову правой рукой в УМнике, поставленной на колено.

– Бара-Дух! – выдыхает Мишка из своей колыбельки.

– А тебе, Мишка, не страшно будет? – спрашиваю я, умиляясь в очередной раз ребёнку.

– Я уже большой! – возмущается он в ответ. – Вот мне Дед Живчик ноги полечит – я Паладином стану! Всю нечисть поизведу! Не будут разбойники на дорогах людей забижать!

Так! Строго смотрю на Снегурочку. Она прячет лицо за одеяло. Пашку с Машкой – даже не рассматриваю. У них мозги не так развёрнуты. Это «внучка» пробует, мне подражая, переводить свой небогатый жизненный опыт в былинную форму.

– Спи, давай, Паладин! – усмехаюсь я.

– И ничего тут смешного! – слышу я в ответ и даже рот разеваю от удивления. Под смех остальных. Никак не привыкну к стремительному развитию малыша. А всё сам виноват! Видя Проклятие, не понял – что это. Думал аутизм малыша – от неразвитости разума. Развивал его разум. Доразвился. Аж сам – в шоке.

– Я буду Великим Демоноборцем, как отец, Северная Белая Башня! – заявляет мальчуган.

– Выпорет тебя Морозовна, – вздыхаю я, грозя пальцем Снегурочке. – За язык твой длинный!

– Мышь, я же просила! – стонет Снегурочка.

– Так это же – Дед! – удивляется Малыш, показывая из-за борта колыбельки белый пух стоящих вертикально, как у ёжика, волос и голубой хитро прищуренный глаз. – Он же – свой!

Вздыхаю. Качаю головой, машу рукой:

– Глазки закрыли. А будут некоторые козехвостые взбрыкивать – выгоню! Под Ливень – пастись!

Опять ржут. Малыш заливается звонким смехом. Слышу, чую, ощущаю – шаги на лестнице. По замиранию сердца узнаю шаги.

– Это так вы засыпаете? – грозно говорит Морозова. Все вновь утыкаются в подушки, зажмурившись. Даже Пашка. Накрывшись одеялом, причём – только голову и плечи, отчего казалось, что на постели лежит великан с головой Дерезы и с Пашкиными ногами, и – прикидывается мебелью, чтобы не выгнали.

Женщина садится, прямо на пол, на свои же ноги, подобрав юбку, привалившись ко мне, тоже закрывает глаза.

Начинаю сказку. Про славных и могучих богатырей – Охотников на нечисть, что живут в Вечном Пути, в постоянном скитании по Дороге, изводя тех, кто честным людям жить мешает. Про Дедку Ёжку (у меня волосы теми мазями знахарок вылечились, теперь, если не прижимать банданой и шляпой, то, как у Малыша, – торчат, как у белого, седого одуванчика), что пошёл со славными и могучими богатырями из славного города – Волчьего Логова, да на жуткий Бара-Дуг, порабощённый подлыми колдунами.

– И говорит Ёжка Духу Пирамиды, джинну: «Сим-сим – откройся, Сим-сим – отдайся!»