Наследница трех клинков - Дарья Плещеева

– Вставайте, голубушки мои, – сказала Маша. – Вот ужо кашки вам накладу в мисочки, сала в кашку натолку. Поднимайте ее, сударыня, будем ей личико мыть и косу чесать.

Что было хорошо в тайном убежище – от скуки Маша с Федосьей плели друг другу и Эрике с Анеттой косы, и не простые, известные в Курляндии, а сложные, в пять и в семь прядей. А перед этим проводили гребнем по волосам до полусотни раз – чтобы волосики лучше росли.

Когда уселись завтракать, вошли Нечаев с Воротынским.

– Мишка, – сказала Эрика. – Дай-дай-дай!

– Нет ничего, обезьянка! – он развел руками. – Потом принесу пряничка.

– Мишка! Мишка!

– Сядь рядом с ней, – посоветовал Воротынский. – Сдается, она за тебя замуж собралась.

– Хотел бы я знать, куда наш жених подевался, – ответил Нечаев, подвигая стул к Эрике. – Ничего, обезьянка, скоро спровадим тебя под венец, и тогда уж не кашкой тебя станут кормить, а сладкими пирогами и фрикасеями. Учителей тебе наймут – и явишься ты уже не дурой, а умницей…

Эрика взяла его за руку и стала перебирать пальцы.

– Да она точно под венец просится! – развеселился Воротынский. – Глянь, Маша, что деется! А девка-то красавица. Ты подумай, Миша! Выспроси нашего жениха про ее родительницу – да и сам с ней в храм Божий! А я, так и быть, над тобой венец подержу.

– Умаешься на носках стоять, – отрубил Нечаев. Он был на полголовы повыше товарища, и Маша с Федосьей, вообразив, как Воротынский чуть ли не два часа будет страдать с задранными вверх руками, подтолкнули друг дружку и засмеялись.

Анетта смотрела на эту сценку с тревогой.

Она отлично видела, что Эрика ей всей правды о себе не говорит, изворачивается и обманывает, но раньше ее нечаянная подруга никакой нежности к своему похитителю не испытывала и даже зло над ним шутила, когда они, оставшись наедине, шептались по-французски.

– А ты бы послал Андреича на свою квартиру, – сказал Воротынский. – Может статься, там тебя ждет письмо от жениха.

– Для чего бы ему оставлять там письмо? Я же писал ему, что мы перебрались в Академию. Сюда бы и прислал записку.

– А вдруг он твоего послания не получил? И ломает голову, куда мы запропали? Иначе его молчания объяснить никак нельзя. Давай хоть для очистки совести отправим Андреича к тебе! – предложил Воротынский. – Он за час обернется, а твоя совесть будет чиста.

– Ин ладно. Федосьюшка, спустись, кликни Андреича, – велел Нечаев. – Что, обезьянка, не наигралась?

– Мишка, – ответила Эрика. – Илаль…

– Играл? – уточнил он.

– Ираль…

– Воротынский, я понял! – воскликнул Нечаев. – Ей немецкая речь не давалась! А русская дается! Аннушка, вот хоть ты подтверди! Сколько она уж русских слов заучила?

– Десятка полтора, и еще учить будет.

– Я ж говорил, что она не дура!

Эрика продолжала перебирать пальцы Михаэля-Мишки, вертеть недорогой перстень с тусклым камнем на левой руке. Она думала о том, что ведь не только за деньги согласился бы белобрысый эллин вызвать на поединок князя Черкасского. Он, кажется, любитель нежного пола – значит расплатиться можно и поцелуями…

Она поймала неодобрительный взгляд Анетты и едва поборола искушение показать подружке язык. Есть вещи, которых Анетте не понять, уж слишком проста. И не красавица, не знает, на что способны мужчины ради красавиц. Обычная девочка из почтенной семьи, рано выданная замуж, и сама-то она мужа все еще обожает наперекор рассудку, а любил ли ее этот загадочный муж, гнавшийся за ней ночью по Васильевскому острову?

Вошел Андреич и поклонился.

– Ты сейчас поедешь к Казанскому, пойдешь ко мне на квартиру, узнаешь, не было ли на мое имя писем, – распорядился Нечаев. – И тотчас же назад.

– Как вам будет угодно, – буркнул Андреич, и тут на него напустился Воротынский:

– Нам будет угодно, чтобы ты не шатался полдня по Невскому, как петиметр, а тотчас же вернулся бы!

– Напраслину возводите…

– Пошел, пошел!

Андреич молча вышел.

– А может, там какие-то иные письма лежат, – сказал Нечаев. – Я всем ведь этот адрес даю. Матвеев человек добрый, комнатенку за мной держит. И с платой не пристает.

– Скажи лучше – чулан, – поправил Воротынский. – А плату он с тебя еще стребует! Купчина хитер! Помяни мое слово – он через тебя свою Матрену выпихнет в дворянское сословие! Даст хорошее приданое – ты и не откажешься.

– Приданое? Хм-м… – Нечаев задумался, перестав обращать внимание на игру с пальцами до такой степени, что и сам машинально стал поглаживать руку Эрики.

Из приданого можно было бы заплатить тот давний долг – и умилостивить капризницу Фортуну, которой взбрело на ум стать поборницей добродетели. А Матрена… ну что Матрена?.. Так же устроена, как все девки, но при этом воспитана в смирении и покорности, муж для нее будет превыше царей земных.

Если Фортуна все еще зла – то Матрена, воспитанная в строгости, сразу из-под венца встрепенется и выпустит острые коготки, и поди поспорь, когда за спиной у нее – купчина Матвеев. Так что женитьба – дело опасное. Может статься, из приданого мужу-дворянину достанется только пара кафтанов и пряжки к башмакам.

Но ведь есть еще и другие способы заработать деньги. Взять ту же Академию Фортуны…

Человек, отменно владеющий шпагой или рапирой, мог прийти туда и заявить о своем желании схватиться в ассо с кем-то из записных бойцов, которые были главным образом учителя фехтования, в том числе и русские. Наилучшими фехтмейстерами считались французы, потеснившие на сем поприще итальянцев, уважаемы были и немцы. В публичной фехтовальной схватке этот человек мог выступить хоть с открытым лицом, хоть в кожаной маске, а зрители, дилетанты и знатоки шпажного боя, бились об заклад и заключали пари. По договоренности с хозяевами зала оба бойца получали за ассо некоторые суммы – если это был поединок не на рапирах-флоретах с шариками, не дающими наносить колотые раны, а на шпагах.

Клинком Нечаев владел отменно. У него была врожденная способность двигаться быстрее, чем большинство бойцов, а также отличный глазомер, сильная и гибкая кисть, стальные пальцы, а мышцы ног – как у породистого коня, на вид сухие, в деле – эластичные и сильные. Кроме того, он любил фехтовать и пользовался каждым случаем посостязаться с достойным партнером.

Так отчего бы, сбыв с рук дуру и получив причитающееся за эту авантюру вознаграждение, не пойти с предложением своих услуг в Академию Фортуны, благо идти недалеко – спуститься по лестнице и, обойдя полквартала, войти в тот же дом со стороны Невского? Хозяин зала, ученик самого мэтра де Фревиля мэтр Фишер, позволивший занять на некоторое время комнаты четвертого этажа, охотно позволит давнему знакомцу показать себя в Академии. Плохо лишь, что сейчас неудачное время – почти вся гвардия в Москве. Без гвардейцев фехтовальный зал – сирота. Но потолковать, узнать всякие важные мелочи, можно хоть сегодня.