Стратагема ворона - Юн Ха Ли

– Я тебя провожу.

– Нет, в этом нет необходимости.

Истрадез заметно поколебался, потом кивнул. Он вернулся к столу, схватил холодный спринг-ролл и вложил его в руку Микодеза.

– Меня не волнует, что ты будешь выглядеть как ребенок, стащивший это с подноса с закусками. Съешь. – И он стоял над Микодезом, пока тот и впрямь не съел. Затем пришлось выпить полстакана воды, чтобы запить съеденное, потому что оно высохло. Он сделал себе пометку: поговорить на эту тему с кухней.

Микодез отправился в покои брата кружным путем, решив, что в спешке нет нужды. Он забавлялся тем, что нацепил циничную улыбку Истрадеза и ссутулился, как бы говоря всем своим видом: «Да, у меня лицо гекзарха, ну и что?». Истрадез был лучшим актером, поскольку от этого зависела его жизнь, но Микодезу нравилось держать руку на пульсе.

Он вёл рукой по зелёным стенам, которые время от времени оживлялись картинами, изображающими весело скачущих лис или, для разнообразия, скромных лунных зайцев. Иногда он подумывал о том, чтобы взять отпуск. Увы, он покидал Цитадель редко, лишь когда церемонии высшего уровня требовали его присутствия. А в остальном от него было больше всего толку здесь, в вечно бодрствующем сердце фракции Шуос.

Войдя в апартаменты Истрадеза, он едва не вызвал охрану. В комнате кто-то был. Но потом она встала с дивана, неспешно шелестя шелками, позвякивая жемчугами с бронзовым отливом на шее, запястьях и лодыжках, и он расслабился.

– Спайрель, – проговорил Микодез, когда дверь закрылась, и они остались наедине.

Она подплыла к нему в облаке благоухания и обняла – не совсем платонически. Спайрель, Микодез и Истрадез однажды переспали втроем, потому что Спайрель проявила интерес, Истрадез был пьян в стельку и думал, что это действительно забавная идея, а Микодезу было все равно, так почему бы и нет. Предположительно удовлетворив любопытство, она не просила повторить, но Микодез иной раз об этом задумывался.

– Это действительно ты, да-да, – насмешливо проговорила она.

– Ненавижу твое умение нас различать, – прошептал Микодез ей на ухо.

Спайрель высвободилась – плавно, как стартующий пустомот, – и улыбнулась ему.

– Поэтому мне так много платят, верно?

В Академии её готовили не к стезе куртизанки, но к пехоте Шуос. Он знал по собственному опыту, что состязаться с ней в армрестлинге не стоит. В строгом смысле слова, он был сильнее, но Спайрель никогда не играла по правилам. (Он понятия не имел, отчего в тот первый раз ждал от сестры по фракции игры согласно правилам, пусть даже эта самая сестра по фракции была давнишней любовницей его брата.)

Затем она окинула его критическим взглядом, который оказался так похож на взгляд Истрадеза в конференц-зале, что Микодез вздохнул и послушно поплелся к дивану. Уселся. Спайрель кашлянула. Он покорно снял ботинки. Спайрель была строгих правил в том, что касалось обуви на её диване. Это была квартира Истрадеза, но Микодез не сомневался, что даже в инвентарной описи службы охраны диван значится как личная собственность Спайрель.

– Я устал, – сказал Микодез, сам того не желая, и ещё сильней ужаснулся тому, как невнятно прозвучали эти слова. Лучше бы снова навестить врачей. Они вечно возились с коктейлем, который ему приходилось принимать, но лекарства уже давно не подводили его так сильно.

– Тогда спи, – велела Спайрель с практичностью, которую он в ней так любил. – Подвинься.

Он повиновался, хотя мышцы слушались всё хуже. Спайрель устроилась рядом с ним на диване и укрыла их обоих одеялом. Он чувствовал её живое тепло и аромат мяты и цитруса с ноткой лаванды. Она прижималась все ближе, пока не положила голову ему на плечо, как на подушку.

«Отлично, – подумал Микодез, прежде чем заснуть. – Я проснусь с онемевшей рукой…»

Но когда он проснулся, рука совсем не казалась бесчувственной. Спайрель уже встала и рисовала у окна, из которого открывался вид на один из садов Цитадели. Она любила рисовать стрекоз. В этом конкретном саду они водились в изобилии.

– Добрый день, – сказал Микодез. – А где Истра?

– Я здесь. – Истрадез вышел из ванной. Он всё ещё вытирался полотенцем. Увидев мундир гекзарха, который Спайрель для него разложила, он поморщился, потом тряхнул головой и ринулся к шкафу. – Нет-нет-нет… хм-м. Я его уже давно не надевал.

– Ты хочешь сказать, что никогда его не надевал, – уточнила Спайрель, чья наблюдательность в вопросах одежды и драгоценностей была почти безупречна.

– Откуда ты знаешь? – спросил Истрадез.

– Потому что я купила его для тебя две недели назад, помнишь?

Микодез перевел это в четырнадцать дней. Спайрель настаивала на семидневной неделе, хотя та считалась во всем гекзархате если не противозаконной, то приносящей неудачу. Это была традиция её народа. Она как-то раз заметила, что понятия не имеет, как выглядела остальная часть их календаря, прежде чем её соплеменники огляделись по сторонам и решили стать частью гекзархата, пока их не уничтожили как еретиков. Микодез спросил, почему она выбрала именно эту календарную деталь, чтобы её сохранить, но Спайрель лишь пожала плечами.

Истрадез снова передумал и облачился в розово-желтые одежды – это была намеренно приглушенная разновидность цветов Шуос. Он ругался, пытаясь надеть подходящие украшения из розового кварца, гелиотропа и контрастирующего с ними бледного аквамарина, ограненного таким образом, что он удивительно сверкал. Спайрель скорчила гримасу у него за спиной, видимую лишь Микодезу, и с деловитым видом отправилась помогать Истрадезу с застежками.

– Спасибо, – сказал он.

– Я мог бы поклясться, что платил тебе достаточно, чтобы позволить себе настоящие камни, а не синтетику, – сказал Микодез. Он знал все, что Истрадез хранил в своей коллекции, все легкомысленные цепочки из розового золота, музыкальные шкатулки, запасные шпильки. Микодез и Истрадез стриглись коротко, оставляя длинные челки, но Спайрель постоянно теряла шпильки.

Истрадез пожал плечами.

– Я не ношу их там, где кто-то может отличить подделку и этим озаботиться.

Микодез поднялся с дивана, пересек комнату, взял Истрадеза за плечи и заставил посмотреть ему в лицо.

– Ты самый тщеславный человек из всех, кого я знаю, – сказал он, хватая расческу и мусс с туалетного столика и начиная поправлять Истрадезу волосы. – Честно говоря, в один прекрасный день нюансы тебя выдадут.

– Прошу прощения! – встряла Спайрель. – Хочешь сказать, что он тщеславнее меня? И это из-за нескольких блестящих штучек? Мне надо приложить больше усилий в этом смысле. – Она отложила уголёк. Её руки и рукава были в черных пятнах.

Зрачки Истрадеза расширились, поглотив янтарно-коричневые радужки.

– Я люблю блестящие штучки, ясно? Это не преступление – любить блестящие штучки. По крайней мере, я не убиваю ими детей.