Призрак из страшного сна - Анна Ольховская

Ну и ладно, ну и уйду! Тем более что зрелище не из приятных.

Я взбежала вверх по лестнице, подошла к сотрясавшейся от ударов двери и успокаивающе заворковала:

– Тише, дурочка, тише, это я! Ты молодец, ты храбрая девочка, ты справилась со своим страхом и наказала обидчицу. Но теперь все, успокойся, пушистик.

Удары в дверь и завывания прекратились, на мгновение стало тихо, а потом послышалось жалобное мяуканье.

Я осторожно приоткрыла дверь, готовясь к возможному прорыву животного, но Кошамба и не думала выбегать. Она метнулась ко мне, громко, взахлеб мяукая, словно торопилась рассказать, что тут было.

И терлась о мои ноги, и бодала меня лобастой башкой, и просилась на ручки. Пришлось сесть рядом с ней на пол и обнять животинку.

Она немедленно «включила» мурлыкалку, по звуку напоминавшую работу газонокосилки.

Теперь ничто в этой разнежившейся вальяжной кошке, старательно подставлявшей мне кудрявое пузо для почесывания, не напоминало ту жуткую фурию с плотно прижатыми к голове ушами, оскаленной пастью и бешено орудующими лапами, вооруженными остро заточенными кривыми клинками.

Причем все владельцы кошек знают – даже малейшая царапка, оставленная любимцем во время игры, будет заживать очень долго. А уж то, что сотворила с бывшей хозяйкой Кошамба…

Да, мне не стыдно. Не то чтобы я злорадствовала, хотя… Но эта женщина сама виновата во всех своих бедах. За все время пребывания у нас Кошамба не позволила себе даже случайно кого-либо оцарапать. Она очень деликатная и воспитанная кошка. Со всеми.

Кроме «любимой хозяйки».

А суета внизу нарастала. Само собой, мы с Кошамбой подслушивали под дверью. Вернее, я подслушивала, прильнув ухом к щелке, а кошка продолжала мять меня лапами и громко трещать. Причем из-за ее треска расслышать я могла от силы лишь половину того, что происходило на первом этаже дома.

Марфа занималась стонавшей от боли Магдаленой, и, судя по всему, у нее это неплохо получалось, потому что минут через двадцать, когда раны были промыты и обработаны травяными мазями, дамочке явно стало легче.

Это можно было понять по сменившим стоны возмущенным воплям. Магдалена опять с упорством дятла требовала пристрелить Присциллу. И немедленно, чтобы она, Магда, это видела! Иначе она подаст в суд за нанесение тяжких телесных повреждений!

– Любопытно, и кому ты вчинишь иск, дорогая? – О, прибыл Кульчицкий. – Присцилле? Сколько угодно. Я даже сам вызовусь сопровождать ее в суд, причем с моим адвокатом. Это будет процесс века!

– Ты… ты еще и издеваешься?! – Ага, дамочка опять сменила тактику, теперь она не орет, а вещает тоном оскорбленной невинности, голос ее срывается и дрожит. – Меня, твою законную жену, мать твоего сына…

– А вот про сына тебе не следовало упоминать, – в голосе Венцеслава хрустнул лед. – Это из-за тебя он сейчас неизвестно где и неизвестно с кем! Это ты прицепила на него жучка, и нас выследили!

– Ничего я не цепляла!

– Магдалена, хватит! Ты можешь отрицать все что угодно, но мне на это наплевать! Из-за тебя пострадали люди, пропал мой сын! И тебе еще хватило наглости заявиться сюда и качать права?!

– Я не…

– А вот интересно, – ух ты, а он здорово рассвирепел, – чем ты смогла заинтересовать тех чешуйчатых тварей, что они стали твоими союзниками?

– Прекрати! Я вообще не понимаю, о чем ты! Какие твари, что за союзники? И насчет сына ты не прав – я пытаюсь, я стараюсь принять Павла! Но пойми, для меня это совсем не просто! Ведь есть Сиги, и я, в отличие от тебя, не могу отречься от него! Ах… мне плохо… воды…

– А теперь-то с какого перепугу сознание терять? – хмыкнул Дворкин. – Мази Марфы отлично обезболивают, я по себе знаю.

– Думаю, этот обморок из арсенала уловок. Да, Магда?

Молчание.

– Ну-ну, полежи, подумай. Саша, приготовь микроавтобус, пусть его из гаража выкатят. Отвезем мою – уже совсем скоро это случится – по документам бывшую супругу по месту ее нынешнего обитания.

– Ее в больницу надо, – вмешалась Марфа. – На некоторые раны швы, похоже, придется накладывать, уж больно глубокие.

– Значит, отвезем в больницу.

– Все, Павел, на сегодня хватит, – тренер подошел к беговой дорожке и выключил ее.

– Не надо! Я не устал!

– Это тебе так кажется. А вот датчики сигнализируют об обратном – предел выносливости опасно близок.

– Да ну, бросьте! – Павел легко спрыгнул с беговой дорожки и сделал несколько упражнений. – Видишь? И еще сколько угодно могу! Саул, включи тренажер!

– Не могу. Мне твой доктор выдал четкую программу тренировок и строго-настрого запретил какую-либо самодеятельность.

– А кто же ему скажет?

– А он сам все поймет. Тебе ли не знать, ты у нас вообще уникум по части способностей. И физических, кстати, тоже. Не верится, что всего три недели назад ты получил пулю в грудь…

– Не надо об этом, – поморщился Павел, чувствуя, как разум мгновенно начинает заволакивать багровой пеленой гнева.

– Извини.

Павел молча кивнул и направился в душевую, на ходу делая дыхательные упражнения по системе йогов, чтобы вернуть сознанию уверенность, мышлению – четкость, душе – сосредоточенность.

Сосредоточенность на поставленной им перед собой цели.

Доказать подлым людишкам, этим потомкам обезьян, насколько они были неправы, считая его генетическим отбросом!

Это – глобальная цель. А более конкретная, ближайшая – отомстить отцу и восстановить справедливость. Вытащить брата из тюрьмы, вернуть матери дом и спокойную, обеспеченную жизнь. А то бедняжке приходится снимать халупу ободранную рядом с СИЗО, где держат Гизмо, чтобы быть поближе к сыну.

Эти двое – мать и брат – были единственными представителями человеческого рода, к которым он испытывал теплые чувства. А в целом… В целом Павел стыдился своего родства с потомками обезьян. То ли дело – драконы!

Те, кого людишки в своих байках назвали мерзким словом «рептилоиды».

Нет, не рептилоиды – драконы! Древнейшая раса, населявшая Землю задолго до того, как первая обезьяна спустилась с дерева и взяла в руки палку.

Драконы очень долго не обращали внимания на возню обезьян – так же, как людишки сейчас не обращают внимания на, скажем, муравейники. А потом стало уже слишком поздно…

Потому что обезьяны плодились с невероятной по сравнению с драконами скоростью. Женщины-драконы беременели все реже, а потомство у них рождалось все более хилое. И настал день, когда драконам пришлось уйти в подземелья, спрятаться. И научиться жить среди людишек, маскируясь и отводя им глаза.

Но это не очень-то хорошо спасало расу от вырождения. Единственным выходом была ассимиляция, слияние двух рас. И драконы делали все возможное, чтобы это случилось, пусть даже их методы, мягко говоря, не нравились людишкам.