На что способны женщины - Джеймс Хедли Чейз

Снова пустые слова.

Разбудил меня запах кофе. Было все еще темно, холодный ветер обдувал лицо.

Веда хозяйничала над примусом. Синеватые язычки пламени освещали ее суровое, задумчивое лицо; она казалась сосредоточенной на собственных размышлениях. Ей, как никогда, шли ее желтые брюки и толстый свитер. Волосы были завязаны сзади красной тесемкой.

– Вот это хороший запах, – сказал я, зевнул и сбросил с себя одеяло. На часах было чуть больше пяти. – Ты не спала?

Она подняла глаза и улыбнулась. Суровость исчезла.

– Я замерзла. Будешь кофе?

– Угадала.

Разливая кофе, она снова заговорила:

– Я послушала радио. Они думают, мы едем к мексиканской границе.

– Да? Что ж, логично.

Она улыбалась, подавая мне кружку, но в глазах ее оставалась тревога.

– Они поставили заслоны по всем главным дорогам. Говорят, что нам не прорваться.

– Может, нам лучше расстаться с мечтами о Тихуане?

– Да.

Я медленно пил кофе. Никто на свете не сказал бы мне, куда теперь.

– Мы поедем на север, – подсказала она, словно читая мои мысли. – Нельзя ночевать под открытым небом.

– Может, они только этого и ждут. Они могут и блефовать относительно Мексики. Редферн не дурак. – Я встал. – Дай я все обдумаю. Мне нужно побриться и умыться. Дай мне немного времени.

Собрав свой прибор для бритья, я двинулся в сторону небольшого ручья, у которого мы остановились. Вода в нем оказалась очень холодной и жесткой, и хуже, чем в этот раз, я в своей жизни еще не брился. Когда я вернулся, Веда уже готовила бекон.

– Идея только оставаться там, где мы есть, – сказал я, подходя ближе. – В былые времена любители посидеть под луной вовсю использовали эти холмы. Где-нибудь здесь мы можем найти шалаш, или навес, или еще что-нибудь – надо только поискать. Они просто устанут искать нас, если мы укроемся здесь. Дадим им неделю, и они успокоятся. Поживем тут, пока все не уляжется. Кроме того, мне нужно отрастить усы. Думаю, мы можем побыть здесь.

Она только кивнула:

– Да.

Теперь, когда у нас появился хоть какой-то план, она наконец расслабилась, и тревожность исчезла из ее взгляда. Во время завтрака я рассказывал ей о любителях лунного света и как они скрывали свои прибежища в этих холмах и спускались в город исключительно на телегах, запряженных лошадьми.

– Вокруг нас просто куча таких тайников. Мы запросто подберем себе что-нибудь подходящее.

Когда мы уже мыли в ручье посуду, я сказал:

– Я проснулся ночью и думал. Мне впервые представился шанс поразмыслить над всем этим. Я слишком нервничал до этого: я никогда еще так не нервничал.

– О чем ты думал?

– Я задумался над тем, кто же убил Бретта.

– Ну зачем ты… – Слова уже выпрыгнули из ее рта до того, как она смогла их остановить. В следующий миг она прижала ладонь ко рту и побледнела.

– Что ты хотела сказать? – заявил я, глядя на нее. – Ты же не думаешь, что это я убил его, ведь нет, Веда? Я же рассказал тебе, как все было.

– Да. Я знаю. Не знаю, почему я сказала это. Я не это имела в виду. Прости меня, Флойд.

– Что? Что ты несешь?

– Ничего. Я сказала, что не это имела в виду. Прости меня. Пожалуйста, забудем об этом.

Она все время отводила глаза, и от этого холод побежал по моей спине.

– Так ты думаешь, я убил его! О, черт! Ты же об этом думаешь, да?

Она схватила мои руки и прижалась ко мне.

– Меня это не волнует, если даже это и так! – закричала она. – Меня это не волнует. Я только хочу быть с тобой. Больше ничего!

– С ума сойти, Веда. Так ты все это время думала, что я убил его?

– Меня это не волнует. – Она отошла в сторону. – Ну хорошо, ты не убивал его. Говорю же, мне это без разницы.

Она заплакала.

– А теперь послушай, детка, ты должна поверить мне. Его убили, пока я искал пудреницу. Я был на статуе, когда прозвучал выстрел. Я пришел туда. Он сидел за своим столом. Пистолет лежал перед ним. Вот как все было. Ты должна поверить мне!

– Конечно, дорогой. – Она смахивала слезы. – Конечно, – говорила она мне как ребенку, утверждавшему, что он только что видел привидение.

– Это безумие. Если ты не веришь мне – тогда понятно, насколько плохи мои дела.

– Но я верю тебе. Не начинай сначала, дорогой. Пожалуйста… уже светает. Нам нужно двигаться.

– Если ты думаешь, что я убил Бретта, какого же черта ты поехала со мной? – орал я на нее.

– Для меня не имеет значения, что ты сделал или сделаешь. Я ничего не могу с этим поделать. Меня это не интересует. Ты для меня – все.

Я схватился за голову:

– О'кей, значит, я для тебя – все. Отлично. Но я не убивал Бретта.

– Хорошо, дорогой.

Я смотрел, как она относит и убирает посуду. Единственное, что я знал, – что она все равно не верит мне. Она думает, что я пришел туда и пристрелил Бретта и врал ей, рассказывая, что произошло. Может, и Мик думал то же самое.

Я подошел к ней, когда она садилась в машину.

– Послушай, Веда, я дам тебе вескую причину понять, что я не убивал Бретта. Я же пришел туда, чтобы забрать двадцать пять тысяч долларов, – помнишь? Ну, так я же не получил их. Думаешь, я откажусь от таких денег ради удовольствия пристрелить его?

– Он должен был приготовить их для тебя. Никто не упоминал об этом. Не думаешь, что их украли?

Я отшатнулся. Словно пропустил в лицо хороший удар.

– Точно! – воскликнул я. – Вот почему его убили! Кто-то узнал, что он собирается расплатиться со мной, и приложил его!

– Да, – сказала она, но по-прежнему не взглянула на меня.

Оторопев, я не понял, затем схватил ее и встряхнул как следует.

– Так ты думаешь, я взял их? Ты думаешь, я пришел туда и убил Бретта, чтобы у меня были и деньги, и клинок? Так?

– Пожалуйста, дорогой… Мне больно.

И тогда меня осенило.

– Гормэн! – закричал я. – Он знал. Я сказал ему! Он знал, что я отправляюсь туда. Он знал, что Бретт заплатит мне двадцать пять штук. Я сказал ему, как последний идиот. Он мог это устроить. Он пришел туда и пристрелил Бретта, зная, что я поблизости, чтобы сесть за решетку. Это был Гормэн!

Ее неожиданно захватило мое возбуждение, и она сама уже не отпускала меня.

– О, дорогой, скажи мне, что ты не делал этого. Нет, не делал! Я вижу теперь, что не делал. Какой дурой я была! Я думала – уже не важно, что я думала! Я так волновалась. Прости меня, дорогой. Пожалуйста, прости меня.