Инфернальная музыка - Алан Дин Фостер
Шрифт:
Интервал:
Тем временем Мадж рассуждал, вмешаться или пожертвовать старым другом. В конце концов он решил, что слишком жалко бросать в беде чаропевца, на чьей физиономии читалось крайнее смятение. Он набрался храбрости, шагнул в освещенный круг и поднял верхние лапы. Уж ему-то хватит проворства, чтобы увернуться от любого когтя.
– А ну-ка, послушайте, раскрасавицы неблагодарные! Нету здесь никаких главных и второстепенных принцесс, поняли? В беде и глуши все равны. Хотите сравнивать, у кого королевство поширше?.. – Он наградил каждую молниеносной, почти неуловимой ухмылкой. – Никто вам в этом мешать не собирается. Но ежели все-таки надеетесь уйти отсюда живыми, то зарубите себе на носах: для такой задачки придется крепко держаться друг за дружку. Хорош чушь молоть, потерпите хотя б, покамест обстоятельства не сменятся на более благоприятные.
Выпалив эту тираду, он развернулся и чеканным шагом возвратился на прежнее место. Уселся на колоду и, стараясь максимально шуметь, принялся за недоеденный ужин.
– Выдр прав. – Алеукауна окинула взором умолкших товарок. – Опять нам должно быть стыдно. Это ж надо было такое придумать – добиваться особого внимания у чаропевца! Он не собирается никому отдавать предпочтение. – В Джон-Тома вперились пронизывающие черные глаза. – Разве не так?
– Конечно, конечно. – Он боролся с соблазном трусливо отвести взор от гибкой и слишком близко находящейся фигуры принцессы Ансибетты. – Я не пожалею сил, чтобы помочь каждой из вас в равной мере.
– Нам следует посвятить свои усилия и помыслы более важным вопросим, – добавила Алеукауна.
– Вот уж точно, – пробормотала Квиквелла.
– Итак, вс-се с-соглас-сны. – Сешенше потянулась, встряхнулась и вытянула вперед лапы. Блеснули алыми отсветами игольно-острые когти. – К примеру, поглядите на мои коготки! Нет, вы только поглядите! Ни крас-ски, ни накладок, ни лаковых обводов. Вообще ничего! – Она перевернула лапы ладонями кверху. – Позор моему с-семейству и королевс-ству!
– Понимаю и разделяю твои чувства. – Квиквелла уже очистила морду языком и теперь тяжелым когтем осторожно водила по длинному конусообразному рылу. – Вот тут у меня раньше везде были эмблемы и гербы. Уж не знаю, что бы сказал, застав меня в таком виде, царедворец, отвечающий за этикет.
– А я?! – Пиввера безуспешно приглаживала шерсть на лапах и талии.
– Сколько дней ко мне не прикасался куафер? Еще неделя на болотах – и уже никто не узнает во мне царственной представительницы великого Тренку. Скажет, что я просто драная кукла!
– Я тебе сочувствую. – Ансибетта взъерошила золотые локоны. – Все время приходится думать о волосах, а уж неприятностей от них… – Она с завистью глянула на Сешенше. – Чего бы только не отдала за короткий естественный мех вроде твоего. Или Пиввериного.
– Да брось ты, – поморщилась выдра. – Я бы все отдала за твою… твою… При такой влажности от меха проку мало.
Алеукауна, слушая своих подруг по несчастью, напряженно размышляла:
– Лучше бы нам двигаться вперед, если не собираемся до конца своих дней ссориться и пенять на судьбу. Между прочим, разве среди нас нет великого чаропевца?
В Джон-Тома разом вонзились шесть напряженных взоров, и ему вновь стало не по себе от такого повышенного внимания.
– И этому чаропевцу, конечно, не составит труда добыть нам простенькой косметики.
Умаджи щелкнула пальцами.
– Да! Джон-Том, ведь это совсем не опасно, правда?
– Да, чаропевец, попытайтесь!
Квиквелла сопроводила просьбу томным вздохом.
– Ну, не знаю. – Он искоса поочередно оглядел всех принцесс. – Мадж, а ты что думаешь? – И, нахмурясь, обернулся. – Мадж?
– Он сказал, что пошел рыбу ловить, – уныло сообщил Хек.
– Рыбу? Посреди ночи?
– Это уж вы сами с ним разбирайтесь, – пролаял мангуст. – Он же ваш друг.
– Ладно, а что думает лейтенант Найк? Он имеет здесь право голоса, или я ошибаюсь?
– Пожалуй, имеет… так сказать, – ответил Пауко, который мыл кастрюлю с длинной ручкой. – Но он ушел вместе с вашим другом.
– А вы почему остались? – спросил Джон-Том.
– Неужели вы думаете, что мы можем нарушить приказ остаться? – печально заметил Караукул.
Джон-Том мысленно махнул рукой и потянулся к дуаре, аккуратно положенной на относительно сухой плоский камень. Он был по горло сыт и принцессами, и их проблемами.
– Хотите косметики? Будет вам косметика! А ну, отойдите в сторонку!
Они отошли. В глазах – смесь ожидания и волнения.
Кусочки старых песен без особых затруднений укладывались в новую с помощью импровизированных лирических связок. Половина известных ему рок-мелодий обязательно как-то затрагивала внешний облик. Он пел, а вокруг порхали в экстазе ноты-сиротки.
О-о-о-о, моя детка
Сегодня ну просто конфетка.
Принарядилась на бал,
Я увидел – едва не упал.
Тушь и румяна, губная помада –
У милой что надо.
Клевый ее макияж
Вызывает повальный мандраж.
Кто на нее поглядит – о-о-о, –
Потеряет навек аппетит!
Дуара заразилась от него неистовством и прямо-таки вибрировала.
Впервые на веку Джон-Тома из межпространственного инструмента вырывался не монохромный, а многоцветный свет. Он полыхал во все стороны, окутывал верещавших принцесс, обвивался вокруг них множеством сияющих змей. Солдаты кинулись в укрытие, кастрюля с длинной ручкой грянулась о камни – Пауко отшвырнул ее, обратясь в паническое бегство.
Только облачку аккордов музыка и пение пришлись по нраву, и оно скромно аккомпанировало рвущимся из дуары потокам ослепительного сияния.
Джон-Том, изо всех сил стараясь удержать брыкающийся инструмент, вдруг спохватился: а не лучше ли подождать, пока дуара успокоится? Но было слишком поздно. Он разбудил волшебство, и оно рвалось наружу во всю мощь. Свет был такой яркий, что Джон-Том видел лишь очертания принцесс.
В перезвон аккордов и мельтешение пестрых огней вторгся смех Сешенше:
– Щекотно!
– И зябко! – добавила откуда-то неподалеку Алеукауна.
Не прерываясь даже на миг и не зная, насколько он преуспел, Джон-Том решил, что чаропесенку пора закруглять. Выдав наспех сочиненный, сырой куплет, он оставил струны в покое. Корчившиеся завитки света в ответ порхнули радостным фейерверком и осыпались кратким, но плотным душем лучащихся конфетти. Они плавились, и просачивались в сырую почву, и заставляли кочковатое болото искрить и полыхать, словно грандиозная ярмарка.
Когда растаяли краски, Джон-Том увидел принцесс – они стояли во всей своей новообретенной красоте. Визг и ахи сменились хихиканьем и плохо подавляемыми улыбками.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!