Охота на ясновидца - Анатолий Королев

Лезвие пламенело от света огня в камине, как язык самой смерти.

Я онемела от ужаса.

Но жена продолжала гнуть свое: «Да, что вы затеяли в такой поздний час? Разве завтра не хватит времени?» — «Замолчи, — отрезал Людоед, — я только поем свежей печенки.» — «Но ведь на столе полным полно мяса, — цеплялась жена, — целый барашек с мозгами, полтеленка, окорок и печенка свиная в горшке. А девочку надо покормить орехами с молоком и медом, тогда мясо будет вкуснее.» «Это верно, — согласился Людоед, убирая нож, — накорми красотку и уложи спать. А на печень положи грелку, чтобы кровь не застоялась». Жена была вне себя от радости и повела наверх по деревянной лестнице в спальню, где на широкой кроватке уже спала ее дочка, маленькая людоедка. Маленькая тварь сладко спала, посасывая кусок сырого мяса. Тут же на постельке валялись куриные ребра, петушиная лапа со шпорой, перья, птичье крыло, голова цыпленка. Хозяйка уложила меня рядом с девочкой и накрыла одеялом. «Спокойной ночи, дитятко, — говорила она, умильно облизываясь, — до утра тебя никто не тронет, а днем я обману мужа и ты убежишь домой».

Но я не верила ее лживым словам — людоедка хотела сама первой полакомиться человечиной и с ее нижней губы капала слюна. Лишь бы я заснула…

Сунув мне в руку берцовую косточку, людоедка вышла и унесла с собой подсвечник. Я осталась в кромешной темноте. Окно было закрыто ставнями. Оттуда сочился слабый свет жидкой луны. Доносился ровный шум дождя. Рядом похрапывала обжора, посасывая говядину. Сколько же я сожрала таблеток сегодня? Я снова и снова пыталась сбросить с себя тиски кошмара. А может быть мне что-то вкололи и я сейчас на самом деле валяюсь полутрупом, где-нибудь в багажнике автомашины. Я еще раз неистово прислушалась и различила слабую музыку — я узнала группу «Куин» и голос Фреди Меркьюри… Надо встать! Храп людоедки стал слабеть. Но встать я не могла. Тогда попыталась хотя бы разглядеть свои настоящие руки, я подносила к самым глазам кисти, но видела только маленькие детские ручки в лунном сиянии. И только сунув руку в рот, зубами нащупала наконец свой указательный палец и почувствовала языком гладкую поверхность ногтя, покрытого лаком. О, палец, спасай! После этого я принялась с удвоенной энергией шарить по телу в поисках револьвера, который — помню прекрасно! — я прилепила скотчем под левою грудью. Но, увы, на месте сисек рука находила только гладкое плоское местечко неразвитой девочки. И вдруг удача! На своей как бы голенькой попке я нащупала большой, глубокий, просторный до черта джинсовый карманище, откуда вытащила тяжелый газовый баллончик. Я могу дать отпор! Я старалась соблюдать величайшую осторожность — одно глупое движение пальцев и я или выдам себя глазам настоящего врага, или сама получу в нос и отрублюсь на полчаса. Нащупав клавишу пуска «файер», огонь, я принялась нежно ощупывать оружие, чтобы через очертания баллончика, его вес привести себя в чувство. Кое-что получилось: темная комната стала двоиться, голос Меркьюри совсем заглушил храп маленькой твари, ставни на окне стали подрагивать, через темную преграду ко мне — с того света! — стал прорываться вспышками яркий электрический огонь настольной лампы. Ну еще же, еще!

Тут я явственно услышала осторожные шаги на деревянной лестнице, в щели под дверью прорезался свет свечи. Людоед шел меня убивать. Я заметалась на постели, сорвала с головы людоедской дочуры золотой венец и, напялив на себя, поменялась с ней местами в постели. Зубастая тварь спала как убитая. Оставалось только вырвать из зубов сони кусок сырого мяса и притвориться дочерью, — но тут дверь открылась и в спальню осторожно вошла жена людоеда. В руке ее сверкал острый нож. Она шла прямо к постели, жадно облизываясь, как голодная собака, большим язычищем. О, ужас… я выронила из ладони свое оружие.

Я прекрасно в тот миг понимала, что играя по правилам людоедского дома, погибну, что надо увидеть кто это на самом деле, стряхнуть кошмар, очнуться, вцепиться зубами в реальные вещи… Спасайся, дура! Невероятным напряжением воли я нашарила под одеялом газовый баллончик и, дождавшись, когда слюнявая фурия нависла над кроваткой, выстрелила ей прямо в глаза струей газа. Вскрикнув, людоедка выронила из рук нож и упала навзничь.

Закрывая рот и нос ладонью, чтобы случайно не вдохнуть газ, я вскочила с постели — пелена спала с глаз — и оказалась в просторной комнате с косым мансардным окном в потолке, где виднелось ясное вечернее небо в закатной позолоте облаков. Я сразу узнала, где я! Это охотничьий домик Марса. На полу лежал Маша. На губах пена. Он был без сознания. И не нож был в его руке, а сотовый телефон.

Что ж! У меня есть хотя бы полчаса пока он оклемается. Я подобрала телефон, обыскала карманы. Вот ключи от машины. Каждое движение давалось с таким трудом, словно я очнулась после долгой смертельной болезни. Меня шатало из стороны в сторону. Осматриваю запястья своих рук, так и есть! на венах запястий и сгибах локтей мурашиная россыпь уколов от шприца. Их больше десятка! Сколько же времени я провалялась в постели под храп людоедки?

Как могу быстрей бегу вниз по деревяной лестнице… Проклятье! Я снова в логове Людоеда: в стене пылает камин, огромный пес вспрыгнув прямо на стол, что-то жрет с хозяйского блюда. А сам хозяин дрыхнет в постели. Увидев меня пес зарычал, но пасть от жратвы не оторвал, продолжая вылизывать тарелку. Я надавала себе пощечин — ничего! Картинка стоит перед глазами, напрочь заслоняя дорогу в реальный мир. Что ж, пойдем вслепую. Где-то здесь должна быть дверь наружу! И ее надо искать не там, где виден ложный выход в простор сеней, а там, где тебя стараются убедить в обратном: нет тут никакой двери, нет и быть не может! Натыкаюсь ногой на котомку у стены, это же мой рюкзак. Щупаю руками, и если глаза продолжают лгать, то пальцы чувствуют заплечные ремни, кармашки, кожаные язычки застежек. Надеваю рюкзак на плечи. Меня так шатает, что я чуть не валюсь на пол. А это смерть! Опираюсь руками на стену и чувствую под руками стекло. Ну конечно, стекло! Я в нижнем холле, где вместо стены — сплошное окно. Где-то тут дверь. Где? Камин! Ну конечно — здесь выход, в самом обманном месте. И чем смелее я подхожу к горе огня, тем меньше жар, наоборот, мои щеки ловят прохладу, это же сквозняк… Нащупав в огне холодную ручку, поворачиваю рычаг вниз и толкаю дверь плечом — рраз! И я на крыльце охотничьего домика. У входа стоит Машин форд! Но, что с погодой? Я вижу, что недавно сошел снег, леса вокруг еще полны зимней прохлады, а первая зелень только-только проклюнулась изумрудным пожаром поверх голых веток. Весна!

Я подхожу к зеркальцу заднего вида и смотрю на себя: худое осунувшее лицо, крупные скулы, глаза во все щеки… с трудом открываю дверцу и как мешок валюсь на сидение водителя. С трудом стягиваю рюкзак, с трудом расстегиваю карманы, чтобы осмотреть свои вещи. Все на месте. Моя сумочка с сокровищами: с книжкой Шарля Перро и письмом отца. А револьвер из золота почему-то брошен на дно рюкзака, здесь основательно порылись и не украли вещь стоимостью в сотню тысяч долларов? Странно… шарю слабой рукой в бардачке и нахожу газету. На первой странице дата: 7 марта!

Выходит я провела в ночном лесу и в логове Людоеда почти полгода! С ума сойти… я тихо даю газ и трогаю машину.

Я помнила, что охотничий домик был в километрах десяти от загородного дома и в паре километров от конезавода, откуда дорога шла прямо на Подольск, а там — по загородному шоссе — прямиком до Москвы. Но главное — охотничий домик находился за чертой заповедника и не был окольцован цепью охраны. Я так боялась снова сойти с ума, что вела машину предельно осторожно. Было светло, но уже слегка смеркалось. Только один единственный раз у меня потемнело в глазах: роща слева вдруг надвинулась к самой обочине хвойной ночной стеной оромного людоедского леса. С глазами волков в глубине чащи. Я нажала на клаксон и дала полный газ. Мрак отстал.