Пикник на обочине. Никто не уйдет - Дмитрий Силлов

Они просто стояли на месте, словно статуи, не делая ни малейшей попытки пошевелиться, и от этого их неживого спокойствия у Рэдрика вдруг поползли мурашки по спине и задрожали руки. Это были его родные – и в то же время, какие-то чужие, чуждые существа, страшные призраки Зоны, от мертвого взгляда которых холодный пот выступал на лбу и сердце начинало ныть, словно старая рана в сырую погоду.

– Что… Что вы с ними сделали? – прошептал Шухарт онемевшими губами. – Что вы, твари, сделали с ними в вашем проклятом Институте?

Нунан отвел рукой ствол пистолета и присел на край стола, запрокинув голову.

– Хоть ты и умный парень, Рыжий, а все-таки дурак, – сказал он, прикладывая к носу платок, сложенный вчетверо. – Никто с ними ничего не делал. Только наблюдали, да кровь иногда брали на анализ – до тех пор, пока это была кровь. А потом она синей стала, и все наши ученые охренели напрочь. Потому что никто до сих пор так и не понял, из чего она состоит, в том числе и Пильман. Ему специально ту кровь в пробирках возили черт-те куда. И он тоже ни черта умного не сказал, потому что сам ничего конкретно не знает. А тут ты со своими фокусами…

В коридоре, там, откуда примчался Рэд, что-то зашебуршало. Будто кто-то мешок с пшеном тащил по полу. Шухарт перевел взгляд – и закусил губу.

По полу полз военный. Тот самый, с развороченным плечевым суставом. Рука служивого тянулась за ним, словно бесполезный предмет, елозя по полу и порой мягко стукаясь о бок хозяина. Впрочем, это нисколько не мешало военному сосредоточенно делать свое дело. Он полз, как, наверно, учили его на плацу, даже не думая отключаться от нереальной боли. Только сейчас Рэдрик разглядел, что левая нога так же безвольно волочится за раненым – видать, одна из пуль перебила то ли колено, то ли бедренную кость. А еще у солдата с лица свалились противоосколочные очки, и сталкер увидел его глаза – такие же мертвенно-синие, как и у Гуты, Мартышки и давно умершего отца…

Рэд посмотрел на Нунана, и тот, не выдержав, отвел взгляд.

– Ну да, ты имеешь полное право ненавидеть меня, Институт, правительство, которое заинтересовано в создании идеальных солдат, – проговорил он. – Только знай, что именно благодаря мне на Хармонт и прилегающую к нему Зону все еще не сброшена ядерная бомба. Тогда бы погибли все. А так… так я просто позволил твоим родным жить своей жизнью в стенах Института и… развиваться. Или деградировать. Я не знаю, что происходит с жителями Хармонта, которые постепенно становятся частью Зоны. Одни медленнее, другие быстрее. Все по-разному, но конец один. Сейчас они все – куклы. Скажи им стрелять – будут стрелять, скажи идти куда-нибудь, пойдут не задумываясь.

Нунан перевел дух, шумно харкнул и сплюнул на пол кровавый сгусток.

– Тебе нужна твоя семья, Рыжий? – спросил он, криво усмехнувшись разбитыми губами. – Они, конечно, отличные образцы для изучения прихотей Зоны, три уникальных вида монстров, появившиеся одними из первых. Но если они тебе так нужны – забирай их. Достаточно сказать им «пошли за мной» – и они не посмеют ослушаться. И будет у тебя твое индивидуальное счастье, даром, без проблем и семейных ссор. Потому что они все сделают, что ты скажешь, и не на кого будет тебя обижаться, Рыжий, за то, что ты сделал. Разве только на самого себя.

Он сплюнул снова и засмеялся – правда, тут же снова закашлялся кровью. Когда у тебя сломан нос, она идет не переставая, заливая носоглотку, мешая неискренне смеяться и говорить с язвительными интонациями. Правда, слезы бессилия по разбитому лицу текут так же свободно, как и по неповрежденному, только жгут они гораздо сильнее.

Шухарт же спрятал пистолет в кобуру и покачал головой. Где-то в глубине души ему было жаль этого человека, всю жизнь свою принесшего в жертву Системе, ставшего ее частью, как он, Рэд, стал частью Зоны. Но уж лучше быть элементом неведомого зла, нежели винтиком в отлаженной, равнодушной машине, перемалывающей людей, их судьбы и жизни с равнодушием шнековой мясорубки. И все, что остается от человека после этого – это душа, размолотая в фарш, и слезы бессилия, катящиеся по окровавленному лицу.

– Нет, Дик, – произнес Шухарт. – В этой игре ты проиграл по-крупному. Ты привык приказывать и получать приказы сверху, по-другому ты не умеешь. Приказали сдать друга – сдал. Приказали запереть в клетку женщину с ребенком и беспомощного старика – запер. Приказали тайно дергать за ниточки разных начальников в Хармонте и Институте – дергаешь. Ты ж без приказов жизни себе не представляешь, нет тебя без них, никто ты. Пустое место.

И, повернувшись к трем статуям с пронзительно-синими глазами, произнес:

– Вы свободны. Идите, куда хотите. А я уж прослежу, чтоб никто вас не остановил. Не завидую я той сволочи, что попытается вас остановить.

* * *

Несколько секунд ничего не происходило. Трое жутких порождений Зоны словно осознавали новую для них команду. Но потом Гута сделала неуверенный шаг вперед. Один… Второй… Следом шагнула Мартышка, и почти одновременно двинулся за ними отец Рэда, с трудом передвигая высохшие ноги с большими ступнями, обутые в белые больничные сандалии. Когда они поравнялись с Нунаном, тот было шагнул вперед, словно собираясь заступить им дорогу, но потом, одумавшись, отступил, освобождая проход.

– Да провались оно все пропадом, – произнес он, махнув рукой, измазанной кровью. От этого движения из широкого рукава его куртки прямо в ладонь выскользнул маленький пистолет. Захоти сейчас Дик перестрелять всех находящихся в коридоре, он смог бы сделать это проще простого. Но заслуженный сотрудник Федерального Бюро Разведки Ричард Герберт Нунан лишь поднял руку и выстрелил в голову искалеченному военному, подползшему слишком близко. Синий глаз раненого взорвался в глазнице, на неестественно гладкую кожу лица плеснуло его содержимое. Плоть тут же провисла книзу, сделавшись мягкой и податливой, как бывает от воздействия «ведьминого студня». Тошнотворная картина – упруго-резиновое лицо, сползающее с черепа и рвущееся при этом с легким, омерзительным треском. Тем не менее, военный прополз еще пару футов, волоча за собой остатки лица, прежде чем дернулся еще раз и успокоился навеки.

Рэд даже не стал пытаться вытащить АПС из кобуры, в который раз уже за сегодня оценив способности Нунана. Но тот лишь покачал головой, пряча свой пистолет обратно в рукав.

– Военные и после трансформации остаются военными, это не вытравить никакими метаморфозами, – пояснил он. – Только вот после серьезных повреждений норовят возместить утраченное мясо, выгрызая его у живых и залепляя свои раны чужой, еще теплой плотью. Представь себе, прирастает она почти мгновенно. Но это все частности. Иди, Рыжий, иди за своими. Ты все-таки счастливый парень, сталкер. Тебе хоть есть, кого беречь и за кем идти.

Рэдрик кивнул и, повернувшись, пошел следом за тремя жутковатыми фигурами, бредущими по коридору. Причем было понятно – это не бесцельное шатание безумных созданий, изуродованных Зоной. Они шли все в одном направлении, туда, откуда примчался Шухарт. К вестибюлю Института и выходу из главного корпуса, туда, где сейчас суетились военные. И Рэд, как и обещал, не препятствовал им, лишь шагал следом, ощущая спиной взгляд Нунана, полный какой-то собачьей тоски. Плохой симптом. В таком состоянии мужик способен, например, выстрелить в спину тому, кто только что набил ему морду. Дику это раз плюнуть, полномочия позволяют, даже, может, благодарность объявят за ликвидацию опасного сталкера. Но Шухарт шел, не оборачиваясь. Сейчас его заботило другое… Зачем его родные идут на верную смерть? Он, конечно, пообещал, но при этом надеялся, что те пойдут в другую сторону, к выходу из второго корпуса, где сейчас пройти наверняка проще. Но давши слово – держись, и Рэдрик шел, готовый перегрызть горло любому, кто встанет на пути у его семьи…