Пикник на обочине. Никто не уйдет - Дмитрий Силлов

Не о чем тут было говорить и не хотелось об этом думать, но его вдруг ударила жуткая мысль: это вторжение. Не пикник на обочине, не призыв к контакту – вторжение.

Аркадий и Борис Стругацкие. «Пикник на обочине»

На обширном институтском дворе, сейчас больше напоминавшем плац, экстренно готовились к битве. Тот, кто видел однажды, как разворачивается для защитного маневра воинское подразделение, возможно, глубокомысленно почесал бы в затылке и искренне посочувствовал гвардейцам. На ровной, добросовестно заасфальтированной площадке укрыться было решительно негде, разве что за четырьмя танками. Но гвардейцев было много, а танков – мало. Поэтому люди с автоматическими винтовками просто ложились на живот, положив перед собой собственные рюкзаки в качестве очень ненадежного бруствера – скорее, не для защиты, а как упор для М16.

– Я тихо фигею с них, – негромко произнес Эдвард, на мгновение остановившись возле окна и глянув вниз. – Кто ж их учил-то? И кто ими командует? На открытой местности улечься в цепь… Аттракцион «почувствуй себя мишенью в тире».

– А чего им еще делать? – пожал плечами Цмыг. – Дали команду «держать позицию», вот они и держат как умеют. Не забывай: сзади них, сразу за Институтом, целый полк морпехов. Национальная гвардия, это, конечно, круто, нашивки там и все такое. Но профи всегда ценнее гражданских, которые прошли ускоренные курсы начальной военной подготовки.

– Понятно, – кивнул Эдвард. – Тест на вшивость. Размажут их пришельцы по плацу, морпехи сделают выводы. Попрыгают в свои «Кадиллак скауты» и победоносно отступят.

– Типа того, – кивнул Цмыг. – Мы как, дальше ищем, или…

Договорить он не успел.

Над старым заводом внезапно разлилось сияние, во много раз более интенсивное, чем до этого. Синий прозрачный купол вознесся чуть ли не до серого неба, и отразился в нем, подсветив низкие грозовые тучи.

Несколько мгновений сталкеры завороженно смотрели на невиданную картину…

А потом над полуразвалившимся заводским забором появились «акулы».

Другое название просто не пришло в голову, уж больно похожи были эти шесть больших закрытых турбоплатформ на хищных рыб, неторопливо плывущих в десяти футах над землей. И странное сооружение на верхней их части очень напоминало знаменитый плавник – вестник смерти для одиноких пловцов…

– Катера сопровождения, – негромко произнес Эдвард. – За которыми по идее должно следовать что-то намного большее и серьезное…

Он не ошибся.

«Большее и серьезное» начало формироваться прямо внутри огромного синего купола, возникшего над заводом. Медленно так, не спеша. Сначала что-то невнятное появилось, типа некоего уплотнения, постепенно сформировавшегося в острый нос, смахивающий на хищное рыло гигантского боевого корабля…

А «акулы» ползли вперед, и угрожающе шевелились «плавники» на их верхних палубах, и горела под плоскими днищами огромных турбоплатформ серая трава Зоны, и корчились аномалии, полыхая синим светом, когда над ними проплывали невиданные летательные аппараты.

– Что это? – потерянно проговорил Цмыг, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Вторжение, – спокойно, как-то даже буднично произнес Эдвард. И от его спокойного голоса Карлику стало жутко. Потому что нет ничего страшнее спокойного голоса бывалого человека, говорящего о только что начавшейся войне.

– И что нам теперь делать?

Русский ученый смерил взглядом американского сталкера и вновь повернулся к окну.

– Убивать, – сказал он. – Когда кто-то приходит в твой дом, чтобы убить тебя, ничего больше не остается, как убить убийцу.

Он уже совсем было собрался броситься к институтскому арсеналу – небольшому помещению с довольно скудным набором оружия, которое все-таки лучше, чем ничего, но остановился. Потому что там, за окном, происходило странное.

Через цепь гвардейцев, рассредоточившихся на институтском дворе, мимо танков шли четверо. Три странных существа, которых ученый видел в окне Института, и человек с пистолетом в руке, опущенной книзу. И, судя по его огненно-грязным, спутанным волосам, было вполне понятно, кто это.

– По ходу, Шухарт нашел свою семью, – сказал Цмыг. – Ну, что ж, все счастливы, значит нам можно сваливать.

– Ага, – безразлично отозвался Эдвард. – Но только всем вместе. А ты, если хочешь, можешь попробовать свалить в индивидуальном порядке.

Цмыг скользнул взглядом по кораблям пришельцев, по танкам, стоящим на плацу словно спичечные коробки, которые вот-вот заполыхают, подожженные шаловливой детской рукой, и мотнул головой.

– Да я это… Я что? Я ж как все…

– Ну, если «как все», то давай за мной, – произнес ученый, резко разворачиваясь и бросаясь в короткий боковой коридор, оканчивающийся дверью с надписью над ней «Лаборатория артефактов»…

Дверь была мощной с виду, вроде даже как стальной, но слетела от одного удара бронированным ботинком в замок. Стальные штыри, вделанные в хлипкий бетонный косяк, разворотили его, и дверь просто рухнула на пол вместе с рамой, словно костяшка домино, сбитая щелчком ногтя.

– Вот таким образом, – сказал Эдвард Цмыгу, слегка обалдевшему от такого поворота. И пояснил: – Дилетанты ставили, к арматуре надо косяк приваривать. Вот у нас в России порой двери в квартиры ставят – направленный взрыв не всегда берет.

Проговаривая все это, ученый шел прямо через облако бетонной пыли, мимо шкафов с бронированными стеклами, за которыми мерцало множество артефактов. Какие-то в колбах и склянках с растворами, а некоторые прямо так, на полках лежали, дожидаясь своей очереди лечь в рефрактомер или в еще какой-нибудь хитрый прибор, коих внутри громадной лаборатории было множество.

Но русского ученого интересовал строго определенный предмет. Один из самых ценных в Институте, который хранился под толстым колпаком из многослойного бронестекла на особой металлической подставке с вделанной в нее бронзовой табличкой «Магнитная ловушка имени Кирилла Панова».

– Она нам и нужна, – удовлетворенно произнес Эдвард, нанося по колпаку мощнейший удар ногой, многократно усиленный приводами костюма.

Но стеклоброня, защищающая уникальную «магнитную ловушку», в просторечии именуемую сталкерами «полной пустышкой», на удар не отреагировала никак. Как стояла, так и осталась стоять, а вот ученого отдачей назад отбросило неслабо. Как на ногах он устоял, извернувшись в воздухе, словно кошка – загадка. После чего выдал серию слов на русском языке, для Цмыга непонятных. Но по интонации было ясно, что колпак и знаменитая «пустышка» только что были изощренно обложены отборными матюгами.

– Не так надо, – сказал Карлик, отодвигая русского ученого и делая шаг к колпаку. – Сверху надо бить, по маковке, где схождение слоев бронестекла. Там у него слабая точка.

И долбанул кулачищем сверху вниз, с одновременным приседом и утробным хеканьем, будто молотом по наковальне приложил.