Кьяра и Франческа, или Бал для Золушек - Салма Кальк

«До вечера:)»

Себастьен зашёл за Элоизой перед танцами. Она сначала думала, что быстро соберётся, и они отправятся в зал, но взялась рассказывать обо всём, что случилось днём, и это оказалось совсем не быстро.

— Понимаете, он её снова спас. Не сколько от родителей, сколько, кажется, от себя самой. Что будешь думать о себе, если к тебе так относятся близкие люди?

— Зависит от системы координат, в которой находишься. Мне сильно изменила угол зрения военная академия. И да, я знаю, что такое никогда не нравиться собственным родителям. Мне стало легче в тот момент, когда я понял, что и они не обязаны мне нравиться. И вообще, мы разные отдельные люди. Которым, по большому счёту, совсем не обязательно близко общаться. Я думаю, проблема становится преодолимой, когда понимаешь, что мир на самом деле шире и многообразнее. И что близкое общение можно добрать где-то ещё.

— У меня, видимо, от рождения мир широк и многообразен, — усмехнулась Элоиза. — А идеальные фигуры родителей остались в далёком детстве и ничем не омрачились позже. Я не знаю, была бы моя матушка терпима к моим попыткам поисков себя так же, как Полина, Валентин, Жан и Женевьев, или же нет. И что бы думал про меня мой отец, когда мне было восемнадцать.

— Должен не быть какой-то плюс в том, что нам уже не восемнадцать, — пробормотал Себастьен. — Вам точно нужно сегодня на танцы?

— Обещала помочь маэстро Фаустино с кадрилью. Он все-таки решился на простую кадриль.

— Слова «простая кадриль» настораживают меня. А после нас ждёт сложная?

— Вряд ли, — усмехнулась Элоиза. — Разве что со сложной схемой, но и то не в этот раз. Пойдёмте, мы и без того опоздали на разминку, это вредно.

— Понимаю, но это была необходимая жертва хищным богам сегодняшнего дня. Пойдёмте.

В танцевальном зале заканчивалась разминка. Элоиза и Себастьен просочились внутрь, и она даже немного растянулась — сколько успела. Ладно, ходить пешком можно и без разминки.

— Госпожа Элоиза, вы пришли! Я уже успел испугаться, что с вами что-то случилось! Но вы здесь, это отлично! — маэстро Фаустино был, как всегда, эмоционален и многословен. — Дамы и господа, сегодня мы с вами попробуем разобрать кадриль. Очень простую кадриль, версию французской кадрили конца девятнадцатого века. Ничего сложного, в самом деле. Мы будем танцевать её не в каре, а в линиях, как было принято в то время. Для этого нам нужно составить пары, затем каждая пара находит себе пару напротив — vis-a-vis — и становятся в линии. Со стороны двери будут первые пары, со стороны окон — вторые. Всё понятно?

Конечно, было понятно не всё, Элоизе пришлось разом с маэстро Фаустино побегать и помочь всем установиться. А потом оказалось, что для них с Себастьеном не осталось пары визави! Ну вот, как всегда.

Она не успела огорчиться, когда в зал вошёл Лодовико. И тут же был пойман Себастьеном.

— Лови где-нибудь даму, срочно.

— Зачем? — удивился тот.

— Затем, что на танец нужно четверо, а нас пока трое — ты, да я, да Элоиза. Нужна дама.

— Ничего себе танец, — фыркнул Лодовико.

— Элоиза говорит, что это ерунда, а бывает ещё на восемь, двенадцать или шестнадцать. Так что радуйся. И лови даму!

И как по нотам, в зал робко заглянула героиня сегодняшнего дня. Кьяра немного накрасилась и распустила волосы, и надела красивое платье, но было видно, что день у неё случился — не пожелаешь никому.

— О, дочка пришла, иди сюда. Молодец, выглядишь отлично. Если ещё и сможешь радоваться и улыбаться — будет совсем здорово. Пошли, Элоиза и маэстро решили загрузить нам мозги хитрым танцем, и нам как раз недоставало одной дамы, — Лодовико подхватил её за руку и привёл в середину колонны, где уже стояли Элоиза и Себастьен.

— Всё сошлось, и это прекрасно! — возгласил маэстро Фаустино. — Итак, для начала. Мы танцуем на простых шагах, пешком. Но это не значит, что так было всегда. Когда люди не жалели времени для прекрасного искусства танца, кадриль исполнялась совсем иначе. Элоиза, вы ведь говорили, что знаете шаги?

— Танцевала когда-то, — улыбнулась она.

— Тогда я сейчас встану на место вашего визави… дон Лодовико, вы позволите? И мы с вами исполним L’Ete, годится? Помните последовательность?

— О да, — усмехнулась Элоиза.

— Второй трек, пожалуйста, — крикнул маэстро, и кто-то, кто был ближе к ноутбуку, запустил его.

О, «Летучая Мышь», как давно это было! Шассе-жете-ассамбле, а теперь — назад, и вправо так же, и глиссад-глиссад-жете-ассамбле. Шассе-глиссад-ассамбле — встретиться в центре с маэстро, пойти дальше — на его место, подмигнуть Кьяре, вернуться домой через несуществующую сейчас правую пару — и балансе перед изумлённым Себастьеном, и оборот за руки с ним же, и он понял, куда идти, и это было отлично.

Элоиза опустилась с полупальцев на стопы и выдохнула.

Аплодисменты и традиционное море недоверия — это уже балет, это невозможно, потому что невозможно в принципе!

Но маэстро Фаустино невозмутимо сообщил, что именно этого никто сейчас делать и не будет. Мы пойдём пешком и начнём с более простых фигур.

— Вы потом сможете объяснить, что именно вы делали? — спросил её шёпотом Себастьен.

— Конечно. Но это потребует времени на осознание и другой обуви. У ваших туфель очень слабо гнётся подошва.

— Вот! Я всегда верил в существование волшебной пары туфель, которая позволяет вам всё это выделывать, — рассмеялся он. — Так, а куда мы идём? — он вдруг заметил, что маэстро Фаустино уже командует шен-англез.

— Вперёд. Проходим через наших визави, возьмите Кьяру за руку, а теперь перехватите меня вот так и доверните, отлично. И ещё раз, нам нужно вернуться на место.

Балансе на па-де-басках никого не смутило, шен-де-дам тоже сделали. Променад с деми-шен-англезом уже и вовсе показался простым.

Первую фигуру осилили. Оставалось ещё пять.

Гаэтано на танцы опоздал. Вообще день сегодня не задался — и кой чёрт понёс его наверх после ухода родителей Кьяры, выяснять, что там у неё с шефом, будто от ответа на этот вопрос что-то зависит! Нет, простое любопытство. Да и комментарии были излишни, Гвидо прав. Но кто ж знал, что Варфоломей тоже обретался неподалёку! И что у него окажется такая тяжёлая рука, в ухе звенело до сих пор. Ох, и вставит же он на исповеди, неминуемо вставит!

Впрочем, монсеньор характеризовал подобные ситуации словами «сам дурак». И был абсолютно прав.

На танцах тоже ждал грандиозный, как говорится, облом. Все стояли даже не парами, а какими-то более сложными конструкциями из нескольких человек, и никого свободного не было. Гаэтано посмотрел, кого нет, и прикинул, можно ли кому-нибудь позвонить, чтобы пришли, но понял, что нужно найти ещё троих, и сдулся.

Кьяра стояла в паре с доном Лодовико, а напротив них — монсеньор и донна Элоиза. Счастлива без памяти, наверное. Хотя вид у неё тот ещё, но после таких родителей можно иметь любой вид, слава Господу, что их спровадили. Франческа не пришла вовсе.