Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская

В последних числах сентября 1997 года, когда Олимпийские игры представлялись еще чем-то далеким, из «Спорт-Экспресса» одновременно ушли два хоккейных корреспондента. И, заявившись на работу на следующий день после этого события, я наткнулась в курилке на шефа отдела хоккея и своего давнего приятеля Сергея Родиченко.

Он был мрачен.

– Ты в курсе?

– Да. А к чему такой трагизм?

– Контракт. У газеты подписан громадный контракт на освещение НХЛ. Репортажи, спецвыпуски… Очередная командировка планировалась через три дня. Ума не приложу, как из всей этой истории теперь выпутываться. В отделе – полтора человека. И ни у кого нет ни американской, ни канадской визы.

– У меня есть вообще-то…

В глазах Родиченко с дикой скоростью попеременно мелькнули раздражение, задумчивость, скептицизм, надежда, снова скептицизм…

– Ты хочешь сказать, что могла бы поехать туда через три дня? – произнес он с недоверием.

– А почему нет? Сам же говоришь, что выхода нет. Я тебе его предлагаю…

Так началась одна из самых неожиданных авантюр моей журналистской жизни. Хоккейная.

* * *

Спустя три дня после разговора в редакции мы вместе с фотокорреспондентом газеты Сашей Вильфом летели в Ванкувер. Разместились в гостинице, дотопали до катка, получили аккредитации на домашние матчи «Кэнакс», первый из которых был запланирован уже на следующий день, вернулись обратно в отель, и только там до меня наконец дошла вся степень собственного безрассудства: об энхаэловском хоккее и хоккеистах я не знала ровным счетом ничего.

– Я не пойду ни на какой каток! – срывалась я на ни в чем не повинного коллегу. – Я ни черта не понимаю в хоккее! И этот чертов репортаж не напишу никогда в жизни! И вообще ничего не напишу! Ты видел, сколько мне здесь всего сделать надо? Одних интервью – пять штук. А я в лицо тут никого, кроме Паши Буре, не знаю даже. Узнать только на льду могу. И то – со спины: чтобы фамилия на фуфайке была написана…

– Ну так и скажи им об этом. Кто там в списке первый? Березин? Позвони Березину и попроси, чтобы он в фуфайке на интервью пришел, – невозмутимо отреагировал Вильф. – Будешь кофе?

* * *

Гипертрофированный интерес страны (и как следствие – «Спорт-Экспресса») к хоккею объяснялся простой причиной. Играм в Нагано предстояло стать по-хоккейному уникальными. В них впервые за всю предыдущую историю Олимпиад должны были принять участие игроки Национальной хоккейной лиги – НХЛ. Другими словами – все сильнейшие хоккеисты мира. И как минимум шесть держав во главе с Канадой и США намеревались бороться в Японии за олимпийское золото.

В той поездке у меня завязались первые энхаэловские знакомства. Пресс-атташе «Ванкувер Кэнакс» Дэвин Смит, воодушевленный, как и все канадцы, близостью Олимпиады, посчитал своим долгом персонально контролировать, чтобы все мои пожелания незамедлительно выполнялись… Так что уже через сутки после приезда от моей первоначальной паники не осталось и следа.

Правда, Дэвин сразу предупредил меня на одной из первых тренировок команды, что не может гарантировать интервью с тем, кто интересовал меня наиболее сильно. С Марком Мессье.

Тридцатишестилетний Мессье, шестикратный обладатель Кубка Стэнли, на тот момент считался чуть ли не главной легендой НХЛ. Еще в 1984-м, когда хоккеист вместе со своей командой «Эдмонтон Ойлерз» получил свой первый Кубок и приз наиболее ценного игрока плей-офф, тренер команды Глен Саттер сказал: «У этого парня есть совершенно неоценимое качество. Он делает максимум возможного именно в тот момент, когда это необходимо больше всего».

Где бы ни играл Мессье, он моментально становился негласным лидером команды. Отец хоккеиста Дуг, ставший впоследствии его агентом, вспоминал, как в 1979 году он зашел в раздевалку «Индианаполиса», игравшего в Американской лиге (Марк тогда только-только появился в составе), и услышал, как сын убеждал в чем-то игроков, большинство которых были старше и опытнее. Пока Марк не закончил свою речь, ни один из хоккеистов не вышел из раздевалки. Даже в то время, когда капитаном «Ойлерз» был великий Уэйн Гретцки, все признавали, что по-настоящему главным в команде всегда был Мессье. И что в зону его влияния так или иначе попадали все, кто имел к команде даже косвенное отношение.

Об авторитете хоккеиста тоже ходили легенды. Одна из них гласила, что в 1987 году накануне самого важного этапа розыгрыша Кубка Стэнли – плей-офф – руководство «Эдмонтон Ойлерз» было крайне недовольно игрой одного из своих нападающих, шведа Кента Нильссона. Привести Нильссона в порядок сумел Мессье. Он подошел к шведу в раздевалке и спокойно сказал: «Или ты играешь, или я отправлю тебя в Швецию… В ящике».

В плей-офф Нильссон стал одним из лучших.

Говорили, что Мессье без труда расправляется с неугодными ему тренерами. Один из таких конфликтов у него произошел в начале девяностых, когда великий канадец играл за клуб «Нью-Йорк Рейнджерс». С Роджером Нельссоном Мессье не сработался сразу. По словам очевидцев тех событий, заключительная стычка, после которой наставник команды все-таки подал в отставку, сопровождалась комментарием Мессье: «Или ты уйдешь по-хорошему, или с набитой мордой. Но уйдешь. Это я тебе обещаю».

Суть Мессье-капитана лучше всего могло бы иллюстрировать высказывание великого гольфиста современности Джека Никлауса: «Я никогда не стараюсь обидеть человека, сделать ему больно. Но только до тех пор, пока это не мешает мне играть».

Мне Мессье, естественно, казался монстром, к которому я, наверное, никогда не рискнула бы подойти, пусть имя великого игрока и стояло в моем рабочем списке первой строкой. Но получилось так, что на одну из тренировок Марк приехал с четырехлетним племянником Люком. Пока у команды шла тренировка, мы с Люком тоже играли в хоккей. Малыш с восторгом нарезал виражи на роликах, гоняя шайбу по пластиковому полу, я же обороняла пространство между мусоркой и какими-то металлическими конструкциями клюшкой, подаренной мне Джино Оджиком.

В разгар этой бескомпромиссной битвы в коридоре появился Мессье. Оставалось только знакомиться.

– Елена. К несчастью, я – журналист.

Мессье удивленно приподнял бровь:

– Почему – к несчастью?

– Потому что когда-то я была спортсменкой. И прекрасно понимаю, что в большинстве случаев слово «журналист» не вызывает у спортсмена положительных эмоций. Я не права?

Мой собеседник искренне расхохотался:

– Ну, вы же не собираетесь задавать мне вопросы?

– Почему нет? Мне, например, безумно интересно, надевали вы когда-нибудь все ваши шесть перстней обладателя Кубка Стэнли одновременно?

– А если я скажу «да»?

– Если вы скажете «нет», я все равно не поверю…