Хоп-хоп, улитка - Марта Кетро

Первый мой комп был довольно спокойной девочкой, которая звалась Антигоной (она прослужила мне три года, и я еще потом умудрилась продать её в хорошие руки). Этот оказался самцом по имени Чарли, причем страдающим вирусным размножением личности, и каждое «я» конфликтовало с остальными не на жизнь, а на смерть.

Прелесть ситуации в том, что я, не зная машины, не могла сразу понять, в чем дело, кого опять глючит — софт или железо, а если железо, то какое именно?

Начать с того, что этот хор мальчиков выступал под управлением Виндовс Миллениум. Надо объяснять, что это такое? Однажды утром он отказался видеть мышь. Я думала, это шутка такая про драйвер для коврика, не-а, миллениум проснулся с воплем «я не вижу ваших рук», и пришлось его усыпить.

ХР встал почти без приключений, но диск с дистрибутивом прочитался не до конца, поэтому системе вечно не хватало какого-то мелкого файла. Как оказалось, вовсе не «сиди еггог», а дисковод у меня с треснувшей линзой. Поменяла.

Потом умер хард (почти так же красиво звучит, как овердрайв, правда?). Умер он, как водится, не сразу. Машинка включалась, работала чуток и отключалась. С каждым разом комп уставал все быстрее. Естественно, я не думала, что это рак, — списывала на вирусы и перегрев процессора. Как выяснилось, мне достался экземпляр из серии, которую производители отозвали из магазинов и отправили в топку, но мне повезло! Я стала счастливой обладательницей раритетного «фуджицу», к моменту наступления страхового случая его гарантийный срок уже истек, и обмену он не подлежал.

Ладно, я купила барракуду.

А потом у меня отвалился кулер.

Чисто на ровном месте сломалась лапка, и я просто купила термопасту и прилепила кулер прямо к крышке процессора. Люди говорили, что он отвалится вместе с камнем, но вы знаете… после мышки, линзы и харда эти мелочи я могла разрулить одним усилием воли.

После этого я расслабилась. Настолько, что подцепила вирус.

А вот уже совсем после этого Чарли два года работал как часы. Я его баловала, покупала все, что попросит, — еще память, еще хард, дивидюк, видеокарту и семь новых юэсби-портов…

Но, как говорится, родителей не купишь, мамка приказала долго жить. Апгрейд утратил смысл, нужно пересаживаться на новую машину.

Прости, Чарли. Scor’blu.

* * *

Давным-давно я любила коротать время в сетевых эхо-конференциях, они и сейчас существуют на эхе и сабскрайбе. Небольшие дружные компании по тридцать — сорок человек беседовали на разные животрепещущие темы — в основном врали и хвастались.

И время от времени какой-нибудь участник эхи сообщал миру примерно то, что я теперь иногда читаю в чужих журналах, а именно: «Вы вот думаете, что я такой веселый пацан и рубаха-парень? Это все маска. А в реале я мрачный и суровый, во дворе меня многие боятся и уважают, хотя считают странным» и «Нарочно тут ничего умного не пишу, специально выгляжу такой глупенькой пустышкой. Надоело быть самой умной в школе, все лезут советоваться и спрашивают, как жить, потому что я людей насквозь вижу. Раз посмотрю, и хана, все вижу».

По первому пункту все понятно — «да я шут я цыркачь так штожа», коротко говоря.

Только почему-то эти весельчаки и душки даже при сетевом общении производят впечатление гораздо более тягостное, чем те угрюмые ребята, что возят гробы на колесиках по ваганьковским дорожкам — всегда в одну сторону, от ворот до места вечного упокоения. Тем за выражение лица хотя бы платят. А депрессивные подростки, мечущиеся между лихорадочным возбуждением и безднами отчаяния, делают это совершенно бесплатно. Но с возрастом почти всегда проходит.

А вторая беда не проходит, видимо, никогда.

Умище, к сожалению, можно скрыть только при помощи лоботомии. Иначе — никак, проверено. Вылезет, падла, и все испортит, как ни старайся. Поэтому если какая-нибудь девочка в процессе длительного общения выглядит дурочкой, то так оно, скорее всего, и есть. I am sorry (не в значении «извините», я имею в виду — «сожалею»).

Данная речь была произнесена вовсе не на открытии нового торгового центра на станции метро «Щукинская» (его еще не достроили) и не потому, что кто-то случайно потревожил нервную лошадь моего воображения.

Нет. Я просто собиралась сказать, что особая примета недалеких людей — привычка перемежать незатейливый юмор серьезными разговорами. Всякий раз, когда видела в теме письма «В чем смысл жизни?» или «Есть ли Бог?», точно знала, что автор его либо очень молод, либо непроходимо глуп, а чаще всего — и то и другое.

Предпочитаю не высказываться по вопросам политики, религии и философии, и это здорово уменьшает выбор тем для беседы. Но дело в том, что если кому-нибудь нужен самый простой способ двумя-тремя словами оскорбить большое количество народу, то лучше всего осветить первые два вопроса. А если теми же малыми средствами охота выставить себя полной идиоткой, то выступите по третьему, и долго еще милые добрые люди будут досадливо поводить шеей и криво улыбаться при упоминании вашего имени. Потому что, как бы вы ни были умны и воспитанны,

• найдется кто-то более умный, кто аргументированно разобьет вашу свежую идею с применением первоисточников;

• поддержать/опровергнуть вас придет кто-то менее воспитанный, который нахамит всем несогласным так, что останется только пойти домой и лечь под плед, по возможности ровненько, чтобы не слишком выступать над поверхностью дивана;

• если вы все-таки уникально подберете слова, умудритесь никого не обидеть и не шокировать, то спич ваш, скорее всего, сведется к такой вопиющей банальности, что долго потом милые добрые люди… (см. выше, насчет шеи).

* * *

Когда мне было лет пять, в песочнице я познакомилась с Аней. Она выглядела очень взрослой, самостоятельной, и я благоговейно поинтересовалась — ты уже ходишь в школу? И она сказала — да, а когда мы через два года пошли вместе в первый класс, я мучительно стеснялась спросить, что с ней такое случилось, неужели она второгодница (пропащий человек). И в голову не приходило, что она наврала тогда.

Когда я познакомилась с Гаем, лет мне было несколько больше, и произошло это у булочной на Арбате, а не в песочнице, но жизненного опыта к тому времени у меня накопилось не намного больше, а доверчивость все так же зашкаливала.

Он говорил, что это его настоящее имя, и я хихикала — Гай и Керда.

Он был из компании настоящих арбатских мачо, которую я тогда методично исследовала сверху вниз — и по росту, и по статусу (сначала выбираешь доминирующего самца, потом самого умного, потом самого сексуального, потом самого богатого). По обоим показателям он находился на третьей ступени, а я пока занималась мальчиком с первой. Но мы сразу, с холодным московским вожделением, отметили друг друга: как будто каждый из нас был владельцем породистого тренированного животного, холеного и дорогого, и мы договорились, что, когда наступит время, мы спустим наших зверей — наши тела с коротких поводков и покажем класс.