Я люблю - Борис Седов

Но записи направлялись не только на Запад, но и на Восток, в арабские страны, откуда в Чечню продолжали прибывать нелегально борцы за ислам.

Одним из таких борцов был молодой Джавад Ширази. Сын иранского вельможи, который перебрался в 1979 году в Египет вслед за свергнутым шахом. Его капитал был еще раньше переведен на счета в египетских банках, и часть средств регулярно направлялась на финансирование исламских освободительных организаций. Сам Джавад не был настроен радикально, но посчитал тем не менее своим долгом лично прибыть в воюющую республику. По мнению Кадаева, успевшего пообщаться с иранцем, Джавад совершенно напрасно оставил Иран. Там он принес бы куда больше пользы своими деньгами и влиянием в правящих кругах. И напротив, если Джавад пробудет здесь еще немного, то финансовый поток с этой стороны скорее всего иссякнет. Дело в том, что молодой человек совсем не восторженно относился к этой войне. Надо думать, ранее его воображение рисовало романтические картины, которые и заставили его ринуться сюда. А на месте выяснилось, что освободительная война, как и любая другая, – бойня. Бойня, где нет ни правых, ни виноватых, где обе стороны бесчинствуют, забыв о чести…

Нужно было заставить его вернуться, пока он окончательно не разочаровался. Приказывать иранцу он не мог! Нужно было повлиять на него, но как это сделать, не нанеся обиды?

Кадаев вздохнул и снова повернулся к экрану. На экране пленный русский солдат рассказывал о том, как ему приказали убивать и грабить чеченских мирных жителей и насиловать чеченских женщин…

Это была инсценировка, причем не очень удачная. Кадаев поморщился от плохой игры неизвестного актера и вынул кассету. Впрочем, – подумал он, – смотреть эти записи будут вовсе не знатоки драматического искусства и в качестве агитки запись может быть востребована. Поэтому кассета не отправилась в мусор, Кадаев прилепил на нее этикетку и набросал несколько слов о содержании и качестве мелким изящным почерком.

Потом почесал переносицу и крепко зажмурился. От долгого просмотра пленок, к тому же плохого качества, у него уже болели глаза.

В дверь постучали.

– Да! – спросил он, одновременно приглашая.

Вошел один из ординарцев, невысокий молчаливый человечек, который пользовался особенным доверием своего командира.

– Там, на дороге, Алмаз задержал русскую. Она везла шкатулку из отряда Масуда…

Кадаев не сразу понял о чем идет речь. Шкатулка, которую должен был получить в Сочи чеченский эмиссар, исчезла, потом оттуда сообщили о ее благополучном возвращении. А теперь выходит, она здесь у какой-то никому не известной русской, почему-то оказавшейся в отряде Масуда?

Прекрасная тема для разговора с Джавадом – подумал он.

– Их уже доставили! – сообщил ординарец, не дождавшись распоряжений. – И шкатулку, и девушку!

– Кто она?

– Русская, – повторил ординарец, словно это было исчерпывающим определением. – Неясно, кто такая!

– Проверили у Масуда?

– Проверить уже не удастся. Его лагерь уничтожили сегодня утром русские вертолеты. Русские весь день говорят об этом по радио. Большая победа, говорят! Никто не уцелел. Кроме этой девушки.

Кадаев закачал головой сокрушенно. Он знал немного Масуда – это был храбрый воин. С каждым годом таких, как он, становится все меньше в рядах повстанцев: кто-то погиб, кто-то перебрался за границу – в изгнание. А кое-кто и оставил оружие, смирившись с неизбежным, как многим уже казалось, поражением. Впрочем, Кадаеву оно тоже иногда казалось неизбежным.

– Как русские их нашли? – спросил он, хотя – что мог знать ординарец?

– Вероятно, случайно… – тот пожал плечами.

– Хорошо! – Кадаев по-стариковски пошамкал губами. – А что эта русская говорит?

– Утверждает, что это она помогла доставить шкатулку к Масуду…

Ординарец вышел, и Кадаев взглянул на экран. На очередной пленке бородатый старик обучал маленького внука стрелять из автомата Калашникова. Кадаев опять подумал о погибшем Масуде – новых воинов ислама скоро некому будет воспитывать.

Вздохнув, он взял в руку пульт и нажал на «стоп».

Ставка Кадаева находилась в горном районе, вдалеке от баз федералов. Это был небольшой поселок, населенный в основном теми, кто по тем или иным причинам сочувствовал боевикам. У кого-то в полевых отрядах находились родные, были и приезжие из других районов республики – те, кто пострадал от зачисток и перебрался сюда к родственникам. Их рассказы подогревали ненависть к «оккупантам», однако российская сторона считала поселок вполне лояльным, и федеральные войска появлялись здесь с проверками даже реже, чем в остальных местах. Этому способствовало также то, что поселок был расположен в труднодоступном месте и навещать его без серьезного повода русские не любили. Да и зачем, если в поселке находился районный штаб местной милиции?

Кроме того, в последнее время российская сторона стала передавать все больше полномочий чеченцам, и у Кадаева были люди в новом правительстве, которые по мере возможности «прикрывали» его район. Разумеется, это было временное прибежище – долго оставаться на одном месте означало дразнить гусей. Кадаев рассчитывал пробыть здесь еще около месяца, если, конечно, жизнь, как говорится, не внесет свои коррективы. Затем, если ситуация не изменится к лучшему, он отправится в одну из европейских стран, с сочувствием относящихся к проблемам чеченского народа, чтобы присоединиться к своим соотечественникам, ведущим борьбу на идеологическом фронте. Ну а бойцам, составлявшим сейчас его охрану, предстояло вернуться «в поле», на борьбу с федеральными войсками.

Анжелику везли на том же самом «УАЗе». Только теперь за рулем был Алмаз. Он не представился, но остальные называли его именно так. Девушка сидела между двумя боевиками, ощущая на себе их напряженные взгляды. Ее статус пока что был не определен – Алмаз, возможно, не слишком поверил в рассказанную ею историю, но принимать решение сам не торопился. Шкатулка, которую она показала, могла иметь какое-то значение, поэтому он связался по рации со штабом.

По последовавшей реакции было ясно, что поступил он мудро. Согласно полученным инструкциям теперь следовало доставить девушку к Кадаеву для допроса. Что он и делал!

Маркиза не знала, о чем говорил Алмаз, но ее не расстреляли на месте и это уже хорошо.

Маркизу провели в дом, где ее уже ожидали Кадаев и иранец. Она постаралась сконцентрироваться – от этого допроса зависела ее дальнейшая судьба. Если ей поверят – то она останется в живых. Экзамен – вот что это такое, настоящий экзамен!

Допрос проходил куда в более мягкой форме, нежели ожидала Анжелика. Ей вежливо предложили присесть. Кадаев представился и представил Джавада. Маркиза внимательно посмотрела на иранца. Интересно, откуда он?! Она много слышала об иностранцах, воюющих в Чечне, но полагала, что количество их очень преувеличено. Но по крайней мере этот господин не из местных – на нем был какой-то особенный заграничный лоск.