Непристойный танец - Александр Бушков

– Никакого рома сегодня, любезный Ян. Принесите мне двечашечки кофе, самых больших, какие у вас есть, и кофе должен быть чертовскикрепким…

Выпив полчашечки, закурил натощак по русскому обычаю изадумчиво смотрел на фланирующую публику, совершенно ее не видя.

Ребус, который предстояло решить, умещался в тот самыйкраткий вопрос, что уже прозвучал вслух. Зачем он ей? Особых иллюзий насобственный счет Сабинин не питал, вряд ли он был тем самым роковым красавцемиз синематографа или с театральных подмостков, от коего женщины моментальнотеряют голову и, нимало не заботясь о приличиях, рушатся в его объятия, каксрубленные березки. Самый обыкновенный мужчина, не красавец и не урод,выражаясь простонародно – на пятачок пучок…

Тогда? Вариантов для объяснения имелось всего два. Этакрасавица-эмансипе, пренебрегающая обывательской моралью совершенно в духемыслителя Ницше, попросту решила пойти навстречу естественным инстинктам, прощеговоря, сделать очередным любовником первого подвернувшегося под рукуподходящего мужчину. Дело совершенно житейское, как выразился бы старинаОбердорф.

Предположение второе: он ей все-таки нужен для целей, ничегообщего не имеющих с эротическими забавами. И дамочка, отличающаяся вполнемужским, циничным складом ума, решила с первого же дня покрепче привязать ксебе намеченную дичь. Ну кто не разнежится и не потеряет голову послесегодняшней ночи? После всего?

Вот только она пока что ни единым словом не коснулась другойцели. Пару раз насмешливо отозвалась об эсдеках, коих, по ее твердомуубеждению, эсеровские боевики превосходят во всем, – и только. Вполнеможет сойти за нечто вроде знакомой каждому новопроизведенному офицерупохвальбы своим полком. Именно своим, превосходящим по ратной славе и блескувсе прочие полки. И только. Даже не попыталась ни разу перекинуть мостик кболее конкретным суждениям…

Он допил вторую чашку, повертел открытку. Неизвестный ДжонГрейтон прилежно сообщал Кудеяру, что нынче покидает город Киль, – а доэтого, после Гавра, были Амстердам и Бремен. Непоседливый странник нашневедомый Грейтон, вот только его маршрут наталкивает на некие смутные догадки,что-то напоминает… Гавр, Амстердам… Бремен. Киль. Какая тут связь? Что-тодолжно быть…

– Что нового, Николай?

Он поднял глаза. Напротив усаживался Кудеяр, как всегдаэлегантный и невозмутимый, – вот только в глазах, право же,просматривается нечто, заставляющее по ассоциации вспомнить брошенную собаку, вточности та же самая устоявшаяся печаль. «А вдруг знает уже? – подумалСабинин. – Нас с ней видели утром и пан Винцентий, и Федор, не столь ужтрудно сделать некоторые умозаключения… Ну и что?»

– Ничего особенного, право, – пожал плечамиСабинин. – Вот ваша открытка, старику лень было тащиться через весь двор впансионат… Надеюсь, все благополучно? Если да, рад за вас, потому что у меня-то– полная неизвестность… – кивнул он на вскрытый конверт от тетушкиЛотты. – Я начинаю уже верить, что эта скотина морочит мне голову.Постоянно выдумывает какие-то отговорки, он, видите ли, задерживается…

– Деньги – вещь заманчивая, – усмехнулсяКудеяр. – Особенно в большом количестве… Что же доверились столь ненадежномусообщнику?

– А некому было больше довериться в тойситуации, – сердито признался Сабинин. – Послушайте, ДмитрийПетрович… Не поможете ли при необходимости вашими возможностями? Вы, помнится,упоминали как-то о такой вероятности. Я, со своей стороны, готов, простите зацинизм, поделиться…

– Постараюсь что-нибудь придумать, – рассеянноотозвался Кудеяр.

– Я был бы готов выплатить тридцать процентов… В концеконцов человек, ведущий себя так, как мой компаньон, и вовсе не заслуживаетправа на долю…

– Да, конечно, что-нибудь придумаем, – столь жеотрешенно кивнул Кудеяр.

Вот странно, лихой боевик отнюдь не воодушевлен приятнойперспективой получить на нужды революции тысяч сто, не менее… Неужели он встоль явной прострации из-за того, что имело место быть в пансионате этойночью? Бог ты мой, во что нас превращают женщины…

– Вы были правы, Дмитрий Петрович, – сказалСабинин, видя, что с наводящими вопросами его собеседник не спешит. – Этаэсеровская красавица чуть ли не открыто предлагает мне к ним присоединиться.Эсдеки, на ее взгляд, и в подметки не годятся их славной боевой организации.

– И в чем это выражается?

– О, она мне подробно объяснила… – усмехнулсяСабинин. – Вы стреляете полковников и ротмистров, эсеры – министров ивеликих князей. Вы при эксах берете значительно меньше, вы не имеете такоговлияния в массах…

– Ну, это спорный вопрос, – сказал Кудеяр,несомненно задетый за живое.

– Не сомневаюсь, – вежливо поддакнулСабинин. – Я, однако, не вступал в дискуссии, решив, что самое лучшее втакой ситуации – молча слушать.

– Влияние в массах… – поморщился Кудеяр. –Ваши разлюбезные эсеры, как я уже говорил, в пиковом положении, это они впоследние год-два резко потеряли и влияние, и возможности…

– Успокойтесь, Дмитрий Петрович, – сказалСабинин. – Кто вам сказал, что я поддаюсь пропаганде? Возможно, выусмотрите в моих словах некоторый цинизм… но к вам я уже как-то привык, сжился,не вижу смысла очертя голову бросаться в неизвестность, да и наслышан к тому жео замашках Бориса Суменкова. Бонапартик, диктатор. А посему…

– Пан Николай, – послышался над головойпредупредительный басок Винцентия. – Вам телефонировали в контору, просятк аппарату. Мужской голос…

…Невысокий господинчик в сером костюме и котелке былнастолько неприметен и небросок, что Сабинин, едва отведя взгляд в сторону, ужезабывал, как его собеседник выглядит, всерьез опасался, что не узнает при новойвстрече, вновь придется пользоваться условленными паролями. Что ж, именнотаким, если вдуматься, и должен быть частный сыщик. Все же приходится признать:услуги господина Глоаца стоят тех денег, которые толстяк дерет…

– Я вам телефонировал сразу же, князь, – прилежнодоложил неприметный господинчик. – В соответствии с полученными от шефаинструкциями. Как только он поднялся к вашей даме, я телефонировал из аптекинапротив…

– Подробнее о нем.

– Он подъехал на извозчике номер триста тридцать один,подал портье визитную карточку и попросил доложить о нем фрейлейн Гесслер…Господин лет пятидесяти с лишним, одет респектабельно, но несколькоконсервативно: черная визитка, цилиндр, в петлице розетка, напоминающаяорденскую. Если это орден, то, безусловно, не австрийский, мне такое сочетаниецветов неизвестно, майн герр. Аккуратно подстриженные усы, густые, седые, в движенияхнесуетлив, производит впечатление полностью уверенного в себе. Трость срукоятью в виде конской головы. Глаза – светло-синие. С портье говорилпо-немецки.

– Вот если бы вы еще подсмотрели, что написано навизитной карточке…