Русское экономическое чудо: что пошло не так? - Сергей Алексашенко

Вот такой “автомат Калашникова” собираются создать наши чиновники. Теперь на основе технологии блокчейн. Ждем появления единственных поставщиков технологических продуктов, которые позволят создать информационную базу с использованием суверенной версии технологии блокчейн: с одной стороны, система (по определению) будет децентрализованной, а с другой (по другому определению) – будет находиться “под колпаком у Мюллера”.

В 2012 году Сбербанк за $ 1 млрд купил инвестиционный бизнес “Тройки Диалог” – на свет появился Sberbank CIB. Прошло шесть лет, и Сбербанк принял решение о ликвидации своего инвестиционного подразделения, фактически признав, что миллиард долларов был потрачен впустую. Это не только любопытный бизнес-кейс, но и прекрасная иллюстрация состояния российской экономической политики.

Когда Сбербанк покупал “Тройку”, было понятно, что за этим решением нет бизнес-расчета. Мотивировано оно было весьма прозрачно: за несколько лет до этого конкурент Сбербанка – другой госбанк, ВТБ – купил российский инвестиционный “Дойче банк” [вернее говоря, перекупил весь верхний слой банкиров из этого банка] и смог создать на его основе вполне солидный центр прибыли. Смотреть на то, как конкурент, который мало чем блистал ранее, опережает тебя, амбициозному Герману Грефу было тяжело, и он бросился в погоню.

Как это часто устроено в российских госкомпаниях, желание руководителя – закон для совета директоров (к тому же он в большинстве своем состоял из чиновников, не имеющих бизнес-опыта). Сделка, которая якобы обещала сотни миллионов долларов прибыли, была поддержана.

Но дьявол, как говорится, в деталях. “Дойче банк” был отстроен как западный банк, в котором успех приносит команда – ее ВТБ удалось сохранить (за счет сверхвысокой финансовой мотивации). В “Тройке” команда тоже была неплоха, но основной доход компании приносила деятельность ее лидера, Рубена Варданяна, который снабжал компанию привлекательными, но единичными сделками, в то время как в “Дойче банке” доход приносила вся продуктовая линейка. Я не уверен, что даже пойди Герман Греф на создание специальной системы мотивации работников “Тройки”, ставших сотрудниками Sberbank CIB, ему удалось бы добиться от них столь же внушительных результатов, которые получал ВТБ. Ну а когда стало ясно, что Греф решил загнать инвестбанкиров в прокрустово ложе стандартной премиальной схемы Сбербанка, удержать их стало невозможно (те, кто был акционером “Тройки”, подождали, пока с ними расплатятся по сделке). ВТБ унаследовал от “Дойче банка” полномасштабную технологически отстроенную продуктовую линейку, а за счет своих “дочек” в Лондоне и Франкфурте ему удалось наладить двусторонний обмен с Востока на Запад и обратно – иностранцы покупали российские активы, а россияне – западные. “Тройка” не обладала западными технологиями построения инвестпродуктов, а ее опыт в организации потоков капитала был весьма специфическим, построенным еще в начале 1990-х годов, когда главным для инвесторов было завести деньги в Россию через Кипр, чтобы избежать российских налогов.

Не знаю, думало ли обо всем этом руководство Сбербанка или просто надеялось, что богатой корпоративной клиентуры и практически неограниченных финансовых ресурсов будет достаточно, чтобы Sberbank CIB засиял. Как бы то ни было, успешной для бизнеса Сбербанка сделка по покупке “Тройки” не стала.

Что говорит руководство Сбербанка о причинах ликвидации инвестиционного подразделения? СМИ цитируют зампреда банка Анатолия Попова – он говорит, что рынок капитала в России почти исчез: нет сделок ни по слиянию/поглощению (M&A), ни по первичному размещению акций (IPO). Единственная услуга, по его словам, на которую сохраняется высокий спрос, – хеджирование рисков изменения валютных курсов и процентных ставок.

Развитие экономики любой страны, особенно такой крупной, как Россия, в какой-то момент объективно приводит к тому, что рынок капитала начинает жить своей жизнью. Происходит это независимо от воли и желания властей – здесь не нужно ни указов президента, ни постановлений правительства. Компании и банки нуждаются в профессиональных услугах инвестбанкиров для сопровождения и реализации многочисленных сделок, связанных с движением капитала. Таков объективный ход истории. И здесь с горечью приходится признать, что Россия движется в противоположном направлении. Связано это с двумя факторами.

Во-первых, продолжается огосударствление экономики и превращение ее в экономику, в которой Администрация президента получает полномочия советского Госплана. Зачем российским компаниям нужен рынок капитала, если они не могут осуществить ни одной крупной сделки по покупке или продаже активов без согласования в Кремле? Где вы видите место для инвестбанкиров в сделке по поглощению одной госкорпорацией, “Ростехом”, другой госкорпорации, ОАК? Вы думаете, подписавшего решение об этой сделке президента Путина волнует оценка обеих компаний или адекватность оценки синергетического эффекта? Зачем нужны инвестбанкиры, если значительная часть сделок придумывается и инициируется в кремлевских кабинетах, где одновременно с этим решается, какой госбанк предоставит для этого кредит? Зачем нужны инвестбанкиры, если Центральный банк занимается не только надзором за банками, но и строительством платежной системы “Мир” и Национальной перестраховочной компании? Когда Банк России не только решает, у каких банков нужно отозвать лицензию, но и какие из них заслуживают санации и сколько денег для этого нужно напечатать? Когда он не только решает, какие банки нужно санировать, но и сам занимается разделением их активов на хорошие и плохие, незаметно став владельцем почти половины российской банковской системы? Здесь не то, что инвестбанки не нужны, здесь 98 % простых банков, которых на 1 октября 2018 года в России было 508 штук, являются лишними.

Во-вторых, схлопывание рынка капитала в России – следствие того, что российская экономика все больше изолируется от всего остального мира, что, в свою очередь, является побочным результатом российской внешней политики. Это проявляется в резком сокращении потока прямых иностранных инвестиций в Россию и в оттоке портфельных инвесторов-нерезидентов с рынка внутреннего госдолга. А ведь обслуживание приходящих в Россию иностранных инвестиций давало львиную долю доходов российских инвестиционных банков.

Подумаешь, скажет кто-то, исчезли инвестбанки и рынок капитала – пройдет какое-то время, и они вернутся. К сожалению, рынок капитала – это один из экономических институтов, и здесь, как говорится, ломать не строить – разрушить можно за пару лет, а на воссоздание уйдет десятилетие. Достаточно посмотреть на совсем недалекую российскую историю – полноценные инвестиционные банки в России и рынок капитала появились лишь незадолго до финансового кризиса 2008 года, после того как российская экономика несколько лет подряд росла со скоростью 7 % в год, после того как в западных университетах прошли обучение тысячи россиян, сотни из которых пришли работать в банковские учреждения Европы, Америки и России, после того, как руководители крупнейших российских банков и компаний прошли “курс молодого бойца” и научились общаться с иностранными инвесторами, не пугая их своими привычками и странностями.