Жанна д'Арк. Загадки Орлеанской Девы - Фредди Ромм

Трудно понять, зачем судьи пошли на все перечисленные нарушения, ведь они делали неправомочным будущий приговор. Ограничивая Жанну во всем, судьи оказывали своим английским работодателям медвежью услугу. Однако не менее удивительно, что большинство этих нарушений сошло им с рук. Да, обвинительный приговор был позже аннулирован, но процесс в целом признан соответствующим букве католического закона. Никто из этих судей (по сути – преступников) не был наказан.

Процесс начался 21 февраля 1431 года в 8 часов утра. Мы, читатель, не будем останавливаться подробно на допросах. Во-первых, это блестяще сделал Райцес (да и тексты протоколов нетрудно найти в Интернете), а во вторых, задача этой книги – в другом.

Просто проанализируем ход допросов.

Судя по ответам Жанны, девушка тянула время. Она, разумеется, надеялась, что спасенные ею французы придут к ней на помощь. Она не могла знать, что арманьяки пользуются ее заточением, чтобы вольготно действовать в Нормандии, прежде всего грабить, но никак не пытаются помочь своей соратнице.

В самом начале суда Жанна отказалась отвечать на все вопросы судей без исключения, объяснив, что делать это ей запретили Голоса. Со стороны девушки это был блестящий ход: не имея возможности обвинить ее конкретно, судьи были вынуждены довольствоваться скудными сведениями, которые выудил у нее Луазелер, но и это не могли делать открыто, чтобы не продемонстрировать Жанне нарушение тайны исповеди. Пытать Жанну пока не было возможности – судьи понятия не имели, каких признаний от нее добиваться. Поэтому они сперва согласились, чтобы подсудимая отвечала не на все вопросы.

Жанна осторожно этим пользовалась. Она не отказывалась давать ответы, когда они были очевидны – например, в том, что касалось ее лично. Во многих случаях ответы были уклончивы. Она часто отвечала вопросом на вопрос. К примеру, когда ее спросили, видела ли она на Голосах одежду, она спросила: «Вы полагаете, Бог не имеет возможности одеть своих святых?» Такой ответ мог означать, что Голоса были одеты, но подловить на этом Жанну невозможно. Замечу, что именно такой ответ соответствует версии о том, что Жанна выдумала Голоса.

Жанна попросила снять с нее кандалы, и ей отказали – на том основании, что она неоднократно пыталась бежать. Один случай бесспорен: попытка бегства из Больё. А еще? Разве что из Боревуара. Но получается, что судьи сами рассматривали тогдашний поступок Жанны именно как попытку бегства, а не самоубийства. Дополнительный аргумент в пользу того, что Жанна тогда использовала самодельную лестницу, а не выпрыгнула из окна, и это было известно судьям.

Некоторые историки, особенно англичане, полагают, что значительную часть времени Жанна была свободна от кандалов – в частности, во время публичных слушаний. Если бы это было правдой, то просьба Жанны как минимум вызвала бы вопрос со стороны части судей – о каких кандалах речь? Поскольку такого вопроса не последовало, можно не сомневаться, что на первое слушание Жанна была доставлена закованной в кандалы. А раз ей отказали в ее просьбе, вывод однозначен – закована она была и во время других слушаний.

Батардисты часто обращают внимание на то, что Жанна, когда ей предложили прочесть молитву «Отче наш», ушла от этого. Не отказалась, но поставила неудобное для судей условие – чтобы ей дали возможность нормально молиться и исповедоваться. По мнению батардистов, некий тайный орден запретил Жанне читать молитвы. Так ли это? Жанна знала, что судьи настроены против нее и ищут любой повод для обвинения. Догадывалась, что и требование прочесть молитву преследует ту же цель. Какова была бы реакция судей, если бы Жанна выполнила их требование? Не обвинили бы ее в искажении смысла молитвы, которая предназначена для обращения к Богу, а не для демонстрации своих познаний? Ведь и это было бы расценено как ересь.

А почему, собственно, судьи не пожелали выполнить требование Жанны? Почему молиться на суде от нее требовали, а в нормальных условиях – не позволяли?

Заметим, что этот эпизод не вошел в «Двенадцать статей» обвинения, по крайней мере, в явном виде.

Интересно, что Жанна настаивала, чтобы судьи приняли у нее исповедь. Почему она так поступила, зная, что исповедь примут ее смертельные враги? Вполне возможно, что Луазелер вызвал у нее подозрения. Если бы кто-либо из судей согласился принять ее исповедь, это значительно затруднило бы для трибунала использование сведений, полученных Луазелером.

Во время допросов Жанна сделала несколько предсказаний. По крайней мере некоторые из них исполнились – например, насчет того, что вскоре англичане потерпят новое тяжелое поражение и потеряют Францию.

При всей тривиальности подобного прогноза в тогдашней обстановке, нельзя не отметить проницательность неграмотной девушки.

Другое важное предсказание Жанны: по ее словам, Голоса обещали ей избавление из плена до 1 июня. Трудно сказать, откуда взялось это предсказание, но сбылось оно самым страшным образом: Жанну казнили 30 мая.

Часто Жанна уходила от ответов. Иногда это оказывалось блестящей находкой. Так произошло, когда теолог Бопэр спросил ее, есть ли на ней Божья благодать. Ответить на этот вопрос «да» значило продемонстрировать гордыню, «нет» говорило бы об отказе от Бога, и в любом случае – костер без промедления. Понимая, что вопрос с подвохом, и не имея возможности отказаться отвечать на него, Жанна сказала, что не знает, но если да, то просит Бога сохранить на ней благодать, а если нет – даровать ее. Где ей было знать, что таким образом она разрешила одну из вечных проблем теологии? Однако наградой талантливой девушке стала не докторская степень богословия, а всего лишь очередная отсрочка гибели. Похожим образом Жанна ответила на другие каверзные вопросы: знает ли она через откровение свыше, что ее ждет вечное блаженство, полагает ли, что больше не может совершить смертный грех, считает ли себя достойной мученического венца, и т. д. Разумеется, для таких ответов не нужно ни образования, ни озарений свыше. Для них требовались только ясный ум, осторожность и талант.

Другой подобный пример – когда Жанну спросили, кого из пап она считает настоящим. Ее ответ был неотразим:

– А разве их два?

В отдельных случаях лицемерие судей становилось невыносимо для Жанны, тогда она давала рискованные, но восхитительные по своему благородству ответы. Так, когда ее спросили, почему ее знамя внесли в Реймсский собор во время коронации, она ответила:

– Оно выдержало страдание и тем заслужило почесть.

К сожалению, подобные великолепные ответы позволяли судьям сжимать вокруг Жанны кольцо обвинения.

Непростым, но логичным был ответ Жанны на вопрос о ее отношении к войне и миру. По ее словам, она призывала герцога Бургундского помириться с Карлом VII, но мир с англичанами видела только при условии, что они покинут Францию.

Суд многократно касался вопроса мужской одежды Жанны. Девушка объясняла, что в ней она легче защищает свое женское достоинство (как мы указывали, ее все равно пытались изнасиловать, несмотря на мужское платье; но, наверное, в нем Жанне было психологически легче). Она соглашалась переодеться в женское платье, если ее поместят в женский монастырь. На вопрос, готова ли она переодеться в женское платье, чтобы быть допущенной к мессе, она ответила утвердительно, но добавила, что, если ее затем вернут в Буврёй, ей придется переодеться.