Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне! - Вадим Николаев

Алеше было уже тридцать лет, но выглядел он моложе и благодаря своей красоте и славе пользовался у женщин большим успехом. Говорили, что у него есть незаконные дети, но Алеша все еще оставался холостым. И почему к ней посватался Добрыня, а не он?

Конечно, он тогда ее не знал. Но теперь он ее знает и, как казалось Настасье, небезразличен к ней. Она была готова даже пойти на грех, совершить с ним прелюбодеяние, однако прекрасно понимала, что Алеша никогда так не поступит по отношению к другу. Но вот если бы Добрыня погиб, то по истечении положенного траура Алеша, возможно, посватался бы к ней. Однако Добрыня вернулся домой живой и невредимый.

Тем временем Добрыня все чаще замечал, что Мономах смотрит на него косо. Князь, конечно, понял, что неожиданная поездка Добрыни в Киев, получение им дозволения на развод и получение Святополком дозволения на третий брак связаны между собой.

Поскольку главным результатом великой победы над Урусобой и нанесенного упреждающего удара стало то, что половцы возобновили набеги на южнорусские земли, Мономах, единственный, кто чувствовал себя в безопасности, решил, однако, укрепить рубежи княжества и поручил Добрыне создать несколько новых застав.

Вскоре в Переяславль пришла весть о том, что Добрыня отправился в ночной дозор, из которого не вернулся. Никто не знал даже, погиб он или попал в плен к половцам.

Узнав об этом, Настасья пришла к Мономаху и спросила, что ей делать.

– Должна ли я, – спрашивала она, – надеть траур и считать себя вдовой?

Надо ли говорить, как ей этого хотелось?

– Возможно, что Добрыня жив, – отвечал Мономах. – Негоже носить траур по живому. И вдовой при живом муже тоже жить нельзя.

– Но Добрыня может быть и мертв, – заметила Настасья. – А если он и жив, еще неизвестно, вернется ли он? Что же мне, так и жить без мужа?

– Ты женщина молодая, – сказал Мономах, – ты хочешь иметь мужа и детей. Я это понимаю. Но, как видно, не слишком ты любишь Добрыню. Любящая жена ждала бы, несмотря ни на что. Как ждет его мать, Офимья Александровна.

– Жена обязана слушаться своего мужа, – возразила Настасья, – и я всегда его слушалась. Над любовью же никто не властен. Сердцу не прикажешь.

– Вольно ты все это толкуешь, – рассмеялся Мономах. – Но если в сердце у тебя другой… я даже догадываюсь кто… Сколько тебе будет через девять лет?

– Двадцать четыре.

– Это еще не так много. В общем, ежели и через девять лет о Добрыне не будет ничего известно, можешь выходить за кого вздумаешь.

– Но ведь, если не станет точно известно, что Добрыня погиб, – догадалась смышленая Настасья, – на такой брак, наверное, придется просить дозволения у митрополита.

– Обещаю тебе добиться такого дозволения, – сказал Мономах.

Вечером того же дня Алеша Попович пришел в дом Добрыни принести Настасье, а также Добрыниной матери свои соболезнования. Когда Настасья вышла, Алеша спросил:

– Почему же ты не в трауре?

– Я сегодня была у князя, – ответила Настасья, – и он сказал, что негоже носить траур по живому, а Добрыня, возможно, жив.

– Так, значит, ты и вдовой не считаешься?

– Нет, не считаюсь.

Она заметила, что ее ответ явно огорчил Алешу.

Известие о смерти друга Алеша воспринял двояко. С одной стороны, он был очень огорчен и надеялся на то, что Добрыня все-таки остался жив, а с другой – не мог избавиться от мыслей о том, что теперь, вероятно, Мономах назначит его старшим дружинником (как оно вскоре и случилось).

Но еще больше он думал о Настасье. Она действительно очень нравилась ему, и по ее глазам ему казалось, что она несчастлива с Добрыней. Видимо, это так подействовало на его тонкую и понимающую женщин душу, что в какой-то момент Алеша понял: он любит Настасью, и, больше того, он никогда раньше так не любил женщину. Он потому не хотел жениться, что дорожил своей свободой, но теперь он и думать забыл о свободе. Вот только Настасья была женой (или все-таки вдовой?) его лучшего друга.

– Еще князь сказал, – продолжала Настасья, – что, если и через девять лет о Добрыне не будет ничего известно, я смогу выйти замуж за того, кто мне люб.

Повисло молчание, которое первым нарушил Алеша:

– Я готов ждать девять лет.

– Не надо, Алешенька, не жди, – произнесла Настасья сквозь слезы. – Тебе тридцать лет, тебе давно уже пора жениться и детей завести.

– Дети у меня есть, – усмехнулся Алеша.

– Я о законных детях говорю. Через девять лет тебе будет сорок без одного года. В такие лета у людей уже внуки появляются.

– Но и детей завести не поздно, – сказал Алеша. – Вон великий князь в пятьдесят четыре года сына завел. Я буду ждать тебя, Настасья, – повторил он, подходя к ней ближе.

Она крепко обняла его, но поцеловать не осмелилась, а он не настаивал.

В отличие от своего сына Мстислава, Мономах очень любил охоту. Вскоре после описанных в предыдущей главе событий он отправился на очередной лов.

Лов удался на славу – собакам удалось выйти на след лося. Вскоре Мономах с дружинниками увидели и самого зверя, который тщетно пытался уйти от погони. Лось был необычайно крупным.

Мономах приказал дружинникам отогнать собак и оставаться на месте. Он хотел сам поразить лося копьем.

Но как только он приблизился, отчаявшийся зверь неожиданно бросился на князя, сбил его с коня и собрался уже топтать ногами.

Мономах был очень силен – достаточно сказать, что он мог собственноручно ловить и стреноживать диких лошадей. Но против лося он был, конечно, бессилен. Дружинники в ужасе замерли. Они привыкли к отваге князя, не раз видели его схватки с животными, однако такого еще не видели.

Один Алеша сохранял присутствие духа. Он быстро подскакал к лосю и ткнул зверя копьем в бок, отвлекая внимание на себя. Когда разъяренный лось оставил в покое князя и ринулся на Алешу, тот молниеносно развернулся, отскочил в сторону, снова развернул коня и, бросив мешавшее копье, выстрелил в лося из лука. Стрела угодила лосю прямо в глаз, и тот медленно осел на землю. Алеша выпустил еще несколько стрел и окончательно добил зверя.

Мономах поднялся на ноги и отряхнулся – так, как будто ничего страшного не произошло.

Потом, когда он сидел вместе со всеми у костра, а слуги свежевали лосиную тушу, Мономах говорил:

– Сын мой Мстислав, непонятно почему не постригшийся еще в монахи, говорит: негоже-де христианину убивать беззащитных тварей Божьих. Ежели так рассуждать, то и мяса их есть не следует, а как мужчина, тем паче воин, может не есть мяса? Ну, женщина еще куда ни шло, хотя и женщине, покуда она рожает детей, следует укреплять свое тело. Поэтому и посты… Ну ладно, об этом не буду. А что до беззащитности тварей Божьих, сами видели сегодня, как они беззащитны. Тем и отличаюсь я от того же Святополка, что не поражаю с безопасного расстояния добычу, которую пригнали мне мои слуги, а смело иду на зверя, как на поединок с врагом. Многие из вас были свидетелями тому, как другой лось, да и олень бодали меня, как дважды туры поднимали меня с конем на рога, как вепрь сорвал у меня меч с бедра, медведь укусил потник на колене, а рысь однажды повалила вместе с конем. Может, и глупо мне, князю, надежде Русской земли, так рисковать собой, но ничего я не могу с этим поделать, жизни своей не представляю без этого. Сколького лишает себя Мстислав – а храбрый ведь воин, хоть и любитель мира – тем, что не любит ловы.