СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

попыткой Н.В. Куйбышева лишить «войска Хуанпу» статуса элитных подразделений, уравняв 1-й корпус в правах с другими корпусами НРА497.

Силовая акция 20 марта 1926 г., проходившая в период работы в Гуанчжоу военно-политической комиссии ЦК ВКП(б) под руководством начальника Политуправления РККАА.С. Бубнова, позволила Чан Кайши добиться отзыва неугодных лиц и ослабления советского контроля в войсках. Более того, она должна была служить сигналом о готовности к разрыву контактов с СССР и Компартией Китая. Однако такой шаг мог вызвать ответную консолидацию левых сил. К тому же в период Северного похода НРА нуждалась в военных советниках. Это отсрочило начало антисоветских выступлений. Тем не менее Чан Кайши стремился ограничить сотрудничество с Москвой исключительно военно-техническими аспектами498.

В этой ситуации советские советники должны были согласовывать свои действия с курсом Национального правительства. Политическая работа в НРА и подготовка Северного похода были продолжены. Однако по мере роста антикоммунистических настроений в окружении Чан Кайши контакты стали концентрироваться на представителях лояльного левого крыла ГМД и КПК499.

Методы работы советских политинструкторов непосредственно во время Северного похода практически не отличались от применявшихся ранее. Деятельность политкомиссаров была направлена на разъяснение целей и задач кампании. Перед началом выступления политотделом Главного штаба были сформулированы лозунги для агитации среди военнослужащих: «Бей милитаристов! Да здравствует Северный поход! Да здравствует единение крестьян, солдат, студентов, купцов! Солдаты – авангард в борьбе с милитаристами и империалистами»500. Параллельно было решено вести пропаганду созыва крестьянских собраний, расширения рабочего движения, практической помощи НРА в обеспечении продовольствием, транспортировке грузов, сборе разведданных. Представители обеих фракций ГМД понимали, что эта работа являлась необходимой и соответствовала запросам военного времени.

Однако по мере развития Северного похода раскол внутри единого фронта и ГМД становился все более очевидным. Для советских специалистов это не означало немедленного прекращения всякой политической работы, но полноценное сотрудничество в этой сфере становилось практически невозможным. К нарушению диалога вело сразу несколько факторов.

Во-первых, успешное для Чан Кайши начало боевых действий и быстрый темп продвижения на север привели к тому, что к Национально-революционной армии присоединилось значительное количество отрядов милитаристов. При выходе к Шанхаю в рядах северной экспедиции насчитывалось до 170 тыс. человек. Но в их составе из 60 тыс. контингента армии ГМД, выступившей в поход с территории Гуандуна, сохранилось не больше 30 тыс.501 Следовательно, основную массу личного состава НРА составляли «попутчики». По своей структуре и целям они продолжали оставаться наемными армиями с тем же командованием, что и до перехода к южанам502. По мере роста численности НРА комсостав терял единство политических взглядов. Роль политкомиссаров, прошедших подготовку в военных школах Гоминьдана, постепенно снижалась. Это влекло усиление разногласий между офицерами.

Во-вторых, в руководстве ГМД продолжали развиваться внутренние противоречия. Ярким примером назревавшего конфликта стал спор о переносе резиденции Национального правительства, повлекший целый ряд кадровых перестановок, что, однако, не привело к консолидации партии.

В-третьих, на освобожденных территориях укреплялись позиции численно возросшей компартии. Ее политика, направленная на расширение забастовочного движения, вооруженных выступлений рабочих и крестьян, вызывала серьезные опасения ГМД. Лозунги классовой борьбы, призывы к «гегемонии пролетариата» были неприемлемы для Гоминьдана503.

В-четвертых, в ГМД усиливалось недовольство возросшим влиянием СССР на внутриполитические процессы в Китае.

В интервью для иностранной прессы Чан Кайши по этому поводу открыто заявил: «Стоит только посмотреть на советские консульства в различных городах Китая. Фактически они являются отделами Третьего интернационала и одновременно рассадниками китайских коммунистических интриг»504.

В-пятых, в советской группе отсутствовала единая позиция по вопросу отношений с Чан Кайши. Сказывался конфликт между главным военным советником В.К. Блюхером и главным политическим советником М.М. Бородиным505. Согласно докладам секретаря юридического сектора постпредства СССР в Пекине М. Юшкевича, посетившего в 1927 г. в качестве дипкурьера г. Ухань, Бородин препятствовал отъезду Блюхера в Шанхай, занятый силами Чан Кайши. Главный военный советник, напротив, придавал большое значение приглашению командующего НРА: «[Он] был убежден, что ехать ему необходимо, во что бы то ни стало, что Чан Кайши перебрасывает мостик, чтобы еще не рвать отношения с нами»506. Генконсул СССР О.И. Пличе в целом разделял мнение Блюхера. Однако телеграфная связь с Москвой находилось в руках Бородина, и оперативная информация о ситуации в Китае доносилась в Кремль преимущественно односторонне.

В этой ситуации Москва еще продолжала придерживаться курса на поддержку сотрудничества. Однако контакты советских советников все более концентрировались на КПК и левом течении в Гоминьдане. В февральском докладе 1926 г. М.М. Бородин высказал свое видение основных задач, стоявших перед левой фракцией ГМД. Они сводились к развитию массового движения на основе борьбы крестьян за власть и землю и классовой борьбы в городах; борьбе с империализмом посредством объединения всех сил, выступавших против него; использованию противоречий военных группировок для «ослабления позиций мартовцев»507; усилению существующих и формированию новых коммунистических частей, преобразованию полка Е Тина в дивизию, а по возможности – в корпус.

Однако полноценная реализация данного плана оказалась невозможна. Ситуация обострилась после V съезда КПК, прошедшего в Ухане 27 апреля – 11 мая 1927 г. в присутствии делегаций Коминтерна и Профинтерна. В основе решений съезда лежала резолюция VII пленума ИККИ, утверждавшая, что национальная буржуазия идет на сближение с иностранными державами, так как переход контроля над революционным движением в руки пролетариата угрожает ее интересам. Перспективу революции ИККИ видел в «некапиталистическом пути развития», создании блока рабочих, крестьян и мелкой буржуазии508. В последующей резолюции VIII пленума ИККИ от 30 мая 1927 г. эти идеи прозвучали еще отчетливей: «Переворот Чан Кайши и выражаемая им радикальная классовая перегруппировка являются исходной точкой всей дальнейшей тактики, исключающей единство, компромисс или соглашательство с буржуазией, которая изменила национально-революционному движению и стала активной силой контрреволюции»509. Распад единого фронта стал неизбежен. Прекращение сотрудничества СССР и ГМД также было лишь делом времени. И хотя репрессивных действий со стороны правительства в отношении советских советников не последовало, их роль в политических процессах в Китае оказалась сведена к нулю.

Решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 июля 1927 г. из Уханя были отозваны М.М. Бородин и другие военные и политические советники510. Дальнейшее развитие революционного движения в Китае связывалось исключительно с действиями КПК. На это и были ориентированы теоретические разработки ВКП(б) и ИККИ 1927–1929 гг. На данном этапе расхождение политических платформ Коминтерна, ВКП(б), с одной стороны, и ГМД – с другой оказалось непреодолимым препятствием для развития сотрудничества.

При анализе советского влияния на политические процессы в Китае в 1920-х гг. нельзя не уделить внимания вопросу финансирования Москвой национально-революционного движения. Материальное положение партии всегда существенным образом сказывается на