СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

class="p1">3. Вести работу в обстановке фактического отсутствия у кантонского правительства способности влиять на действия союзных ему милитаристов. Учитывать изменения интересов и целей их лидеров.

Дополнительную трудность для советских представителей создавали субъективные факторы. В частности, Л.М. Карахан в своем письме к М.М. Бородину из Пекина от 6 октября 1923 г. указывал: «Китайцы очень охотно обсуждают и намечают всякие планы, но если осуществляют их, то с чрезвычайной медлительностью. Поэтому нужно постоянно контролировать каждый их шаг, держать их в большом напряжении и не полагаться на то, что они сами понимают и сами сделают все как следует»457.

Тем не менее к концу 1923 г. была сформирована база для реформирования ГМД. В ее основу легли результаты работы в Советском Союзе миссии Чан Кайши, а также полномочного представителя СССР А.А. Иоффе и члена Коминтерна X. Маринга в Китае. Сунь Ятсен опубликовал «Манифест о реорганизации Гоминьдана» и новый проект программы партии. Это позволило М.М. Бородину включиться в процесс подготовки съезда ГМД. На данном этапе в компетенции главного политического советника находились следующие вопросы: пересмотр и обсуждение программы Гоминьдана, выработка устава партии, консолидация партийного ядра в Гуанчжоу и Шанхае, расширение сети представительств ГМД на подконтрольных территориях, организация подготовки к съезду458.

Основное обсуждение предстоящей работы по реорганизации партии и дальнейшему взаимодействию с КПК состоялось на I конгрессе Гоминьдана, проходившем в Гуанчжоу 20–30 января 1924 г. Съезд согласился с индивидуальным вступлением коммунистов в ГМД, при сохранении КПК самостоятельности и всех организационных структур. Новая программа Гоминьдана была отражена в манифесте конгресса, в составлении которого активное участие принял М.М. Бородин. В документе давалась обновленная формулировка «трех принципов» Сунь Ятсена. Основной акцент делался на идее национализма, который понимался как стремление к равноправным отношениям с другими государствами, противостояние колониальным устремлениям иностранных держав и борьба с милитаризмом. Это в целом соответствовало рекомендациям Коминтерна459. Прообразом для руководящих органов ГМД послужила структура ВКП(б). По словам исследователя Пын Мина, «система Центрального Комитета с сохранением поста „президента“, которая была принята на I конгрессе ГМД, построена по образцу советской системы демократического централизма»460.

В процессе реорганизации Гоминьдана от М.М. Бородина требовалась осторожность и минимальная огласка его роли. Москва стремилась избежать претензий со стороны других держав по поводу вмешательства во внутренние дела Китая. Советский представитель в Пекине Михайлов в письме М.М. Бородину от 27 декабря 1923 г. отмечал: «Если будет известно, что Бородин реорганизует партию, то это будет означать, что Бородин собственно сочиняет все эти декреты и руководит всей этой „большевизацией“ кантонского правительства»461. Такое восприятие роли СССР в политических процессах в Китае было крайне нежелательно для НКИД.

Советских дипломатов беспокоило, что, как только лидер ГМД укрепит свое положение и приступит к воплощению программы партии, особенно по земельному вопросу, это может вызвать рост революционных настроений не только в соседних провинциях, но и в Индии и Индокитае. Уязвимость позиции главы Гоминьдана Михайлов видел в следующем: «Если движение Сунь Ятсена до сих пор было движением национальным и никто не мог ему бросить обвинения, что он действует по планам и инструкциям других держав, то теперь есть опасность, что именно такое обвинение будет брошено против него и его акции внутри Китая»462. Это было бы серьезным препятствием для усиления позиций ГМД в стране.

Более того, разглашение советского участия в китайских событиях могло стать ударом по международной репутации СССР и негативно отразиться на преодолении внешней изоляции. В обозначенном выше письме М.М. Бородину отмечалось: «Всякое наше выступление на международной арене, из которого будет видно, что мы по-прежнему вызываем революцию в других странах, несомненно, повредило бы и заставило бы эти страны насторожиться»463. Подобная задержка в переговорах не входила в планы руководства РКП(б).

В связи с этим, удовлетворительно оценивая результаты работы советников в Гоминьдане и принятые съездом решения, Москва все же не стремилась побудить Сунь Ятсена к острой конфронтации с Европой и США. Из переписки М.М. Бородина с Михайловым следовало, что такие действия были бы оправданы при возможности признать кантонское правительство и оказать ему широкомасштабную помощь. Однако в ситуации, «когда мы восстанавливаем сношения с этими державами и они нас признают, это было бы совершенно нецелесообразной политикой»464. Главному политическому советнику рекомендовалось в ходе встреч с Сунь Ятсеном разъяснять «действительное значение и характер этих либеральных демократических наций», указывать на сложность положения Гоминьдана и призывать к проявлению осторожности465.

Советская помощь в реформировании ГМД получила высокую оценку со стороны его руководства. 16 февраля 1924 г. Сунь Ятсен писал Г.В. Чичерину: «Выражаю мою глубокую признательность за те услуги, которые товарищ Бородин оказывал нам в реорганизации Гоминьдана»466. В марте 1924 г. лидер ГМД высказался в поддержку Советской России в интервью корреспонденту японского печатного агентства «Кантон ньюс сервис». В частности, он заявил, что «приветствует» признание СССР Пекином. На вопрос корреспондента о характере отношений между Советским Союзом и кантонским правительством он ответил: «Они настолько дружественны, что похожи на отношения двух братьев»467. Следовательно, сотрудничество между СССР и Кантоном доказало свою эффективность уже на начальном этапе.

Тем не менее в условиях постоянного противостояния с милитаристами формировать и расширять базу революционного движения на юге Китая исключительно методами политической борьбы было невозможно. Для реализации силового сценария объединения страны ГМД было необходимо укрепить свой авторитет в войсках. Как следствие, большое значение для воплощения плана Сунь Ятсена приобрела идеология. Для контроля Гуандуна и организации военной экспедиции на Север лидеру Гоминьдана требовалась боеспособная армия, личный состав которой объединяли бы не столько страх наказания или материальный интерес, сколько общие цели. В этой связи важную роль играла пропагандистская работа среди населения. В ходе создания своих вооруженных сил стратегической задачей ГМД было формирование эффективной структуры материального обеспечения войск. Решение данной задачи было возможно только при поддержке со стороны рабочих и аграриев. Кроме того, в обществе, разделявшем единые политические идеалы, медленнее распространялись сепаратистские настроения.

Оба направления политработы были тесно связаны. Основную часть населения Китая составляли малограмотные или вовсе не имевшие образования крестьяне и низкоквалифицированные рабочие. В подобной среде наиболее эффективными средствами идеологического просвещения были разного рода беседы, индивидуальная работа. В связи с этим проводниками идей Гоминьдана должны были стать военные, прошедшие курсы политподготовки. Устанавливая на занимаемых территориях контакт с местным населением, они имели возможность вести первичную пропаганду целей ГМД. За образец были взяты организационные принципы и методы политработы в РККА периода Гражданской войны в России.

Использование в Китае советского опыта политработы в армии стало одной из составляющих военно-политического сотрудничества