Зульфагар. Меч халифа - Николай Стародымов

— Он сейчас все видит, — спокойно и внятно проговорила Людмила.

— Кто? — возбужденно спросил любовник.

Спросил — а в следующее мгновение и сам понял, кого имеет в виду его пассия. Он резко оттолкнулся от нее, свалившись прямо на пол. И тоже наткнулся на взгляд на портрете.

Какое-то время Толик оторопело смотрел в глаза Михаилу — тоже словно впервые увидев фотографию на стене. Потом неловко поднялся. Смущенно натянул спущенные брюки.

— Извините, — во множественном числе буркнул он.

И вышел. Через несколько секунд громко захлопнулась входная дверь.

Людмила осталась одна. Она, будучи не в силах отвернуться, смотрела на портрет, не замечая даже свою бесстыжую, похотливо приоткрытую наготу.

Она испытывала страх. Только страх. И больше ничего: ни сочувствия к Михаилу, ни сочувствия к себе, ни стыда, ни раскаяния… Только пронизывающий ее до самого потаенного нутра суеверный страх!

А потом приехали сослуживцы мужа и были крайне удивлены, что она уже все знает, и что в глазах у нее нет ни слезинки.

Потом начались похоронные хлопоты, которые тоже взяли на себя сослуживцы мужа.

Потом были ритуальные автобусы, морг, какие-то бумаги, много бумаг, которые приходилось оформлять… Ей принесли какие-то деньги, она подписывала какие-то квитанции, счета, смотрела какие-то списки… Привозили какие-то бутылки, продукты, как-то сами собой разрешались какие-то вопросы… Откуда-то принесли столы для поминок, доски вместо лавок, посуду, у нее в доме постоянно сновали какие-то люди, что-то делали…

А она была в полной прострации, ничего не понимая и ничего не предпринимая, выполняя лишь то, что ей говорили…

И внутри сидел один только мистический страх. Страх перед этими живыми глазами на фотопортрете. Людмила даже хотела снять его, убрать куда-нибудь… Но сначала побоялась это сделать, охватывал ужас от одной только лишь мысли, что можно прикоснуться к рамке, из которой — уже с того света! — смотрят живые глаза. А потом, когда закрутилась предпохоронная кутерьма, ей уже сделать это не позволили, только наискось перетянули угол портрета черной ленточкой.

— Гляди-ка какая карточка: как живой! — сказала какая-то незнакомая женщина.

Потому и страшная, что как живой!

…Только здесь, в клубе, сидя возле открытого гроба, Людмила почувствовала, что страх перед глазами погибшего мужа начал чуть-чуть трансформироваться в страх перед завтрашним днем. Наверное, потому, что она увидела, что его глаза навеки закрыты. И те, на стене, стали лишь частью фотопортрета. А может тут иное: попросту начала отходить от шока, свыкаться с мыслью о смерти мужа… Во всяком случае теперь она даже испытала какое-то странное облегчение: бояться завтрашнего дня было не так страшно, как преследовавших ее глаз.

У гроба, рядом с ней, сидели еще какие-то люди. У постамента стояли военные в почетном карауле. Торжественно звучала похоронная музыка. Мимо текли и текли люди…

И все это словно не с ней…

Нет, с ней. Мишка лежит в гробу. Кто-то говорит ей слова утешения и сочувствия. Кто-то искренне. Кто-то дежурно…

Потом будет кладбище. Похороны, траурные речи… Горсть земли на крышку гроба… Поминки, где все сначала станут говорить тихо и скорбно, рассказывать друг другу о том, каким Мишка был замечательным… Поминки, на которых все постепенно разгорячатся, голоса станут громче, начнут обсуждать служебные проблемы… Ну а в завершение ей порекомендуют крепиться, пообещают не забывать, посоветуют если что обращаться, женщины вымоют тарелки, куда-то унесут столы и посуду…

И потом она останется наедине в фотопортретом. С этими глазами. И опять вернется страх!

…Сотрудники, выходя из клуба, привычно обменивались репликами.

— Которая вдова-то?

— Ближе всех сидела…

— Красивая…

— Красивая, может еще повезет, устроится в жизни…

— Уж она-то точно устроится, — многозначительно обронил мрачный мужчина, обгоняя их и направляясь к входу в здание.

— Куда прешь! — рявкнул на него выходящий из «Седьмого континента» господин в дорогом костюме, за которым работник магазина толкал набитую тележку с покупками. Однако, увидев толпу, понял что к чему. — Осторожнее надо, — сбавив тон, проговорил он, поймав обращенные на него тяжелые взгляды возвращающихся с церемонии прощания с товарищем сотрудников ФСБ.

Будить командира было жалко. Да и не хотелось — хотя бы по извечной военной заповеди: лучший начальник это спящий начальник. Впрочем, с другой стороны, просто по-людски, тоже жаль: только намаявшийся человек уснул, а тут…

Однако никуда не денешься. Непреложный закон спецназа: в сложной ситуации каждый вправе, даже обязан, принимать решение максимально самостоятельно, однако только до того момента, когда возникает проблема, которая выходит за рамки твоей личной компетенции. Вот тогда медлить не след — срочно буди командира. К тому же если причина, как в данном случае, не просто неординарная — не терпящая отлагательства, когда последовательное пробуждение начальников по степени возрастания их ранга представлялось не то что неправильным, а излишней тратой драгоценного времени.

Сейчас был именно такой случай. Впрочем, в подобных ситуациях субординация вообще дело более чем относительное.

— Командир, интересное радио, — осторожно тронул Гайворонского за плечо Василий Турчанинов.

Майор Вячеслав Борисович Гайворонский, командир той самой группы спецназа, которая на днях разгромила отряд Хамида и потом обрекла незадачливого главаря банды на смерть, передав через него видеокассету для Аргуна (о смерти которого, Хамида, впрочем, никто из бойцов «Альфы» даже не подозревал; да и наплевать им на него было, по большому счету), открыл глаза легко, будто и не спал мгновение назад. И как будто у него не было до этого бессонных суток, в течение которых они совершили изрядный марш-бросок. Даже тени досады не показал, что подчиненные не дали отдохнуть… Знал, что по пустякам поднимать не станут.

— Что там? — он осторожно, бесшумно зевнул, крепко потянулся, разминая мышцы, не качнув при этом ни единой веточки куста, под которым примостился на отдых, не хрустнув ни одним суставом.

— Где-то неподалеку сбита наша «вертушка», - Турчанинов старался докладывать четко, кратко, как подобает в подобных случаях опытному спецназовцу. Хотя получалось у него не всегда. Командир это понимал и относился к его некоторому многословию с пониманием — слишком молод подчиненный…

В принципе, заниматься поиском сбитых летательных аппаратов должны специально подготовленные экипажи ПСС — поисково-спасательной службы, которые имеются в каждой авиационной части. Боец не мог этого не знать. Тем не менее разбудил командира… С чего бы это?