Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения - Лукреция Борджиа

Этим страхом пользовались претенденты на кардинальскую шапку. Достаточно престарелому и больному кардиналу всыпать в вино у него же дома какое-то безобидное средство, как он, подозревая, что отравлен, ложился и умирал.

На отравление кантареллой списывали все смерти в Ватикане и половину смертей Рима – от «французской болезни», проказы, лихорадки, оспы, чумы, несварения желудка и даже старости. Бывали и отравления, только кантарелла ни при чем, травили те, кто надеялся занять место отравленного.

Но разве до папы Александра не умирали от тех же болезней? Папа Иннокентий много лет болел проказой, от нее и умер…

И снова пробел. Видимо, это письмо попало в воду, поскольку его текст пострадал наиболее сильно. Он размыт. Остается только догадываться, какие еще случаи отравления вспомнила Лукреция.

Я испытывала уныние не единожды, поскольку судьба не всегда была ко мне благосклонна, Вам это известно. Но настоящее уныние овладело мной лишь однажды – после гибели Альфонсо Арагонского герцога Бишелье.

Ваше Преосвященство едва ли знали этого молодого человека, тем более об обстоятельствах его гибели. Из Ваших вопросов я поняла, что Вы не читали моих первых посланий, потому вынуждена кое-что повторить.

Женщина предназначена для замужества, для семейной жизни. Если она счастлива с мужем, все остальное уже неважно, можно перенести любые неудобства и даже лишения. Я знаю это, хотя настоящих лишений, хвала Господу, не переносила. Счастливый брак – основа счастья женщины, без пусть даже не любви, но без взаимного уважения в семье не может быть счастливых и здоровых детей. Зато в хорошей семье не будет женских измен (мужские, к сожалению, неизбежны в любом случае).

Мой первый брак был исключительно несчастным.

Думаю, Вам о нем известно, но лишь с внешней стороны. Я писала о наших с Джованни Сфорца отношениях, кроме того, кардиналу Асканио Сфорца знакомы нрав и судьба его племянника, но повторю еще раз.

Я была дважды помолвлена, в синьора Гаспаро де Прочидо была даже влюблена по рассказам о нем. Да, донна Адриана, желая подготовить меня к будущему браку, превозносила графа де Прочидо до небес, твердя, что он хорош собой, обходителен и будет прекрасным мужем. А что касается дукатов, то их хватает и у моего отца. Владения дона Гаспаро подле Неаполя, там морской климат, а это куда лучше для моего здоровья, чем болота Рима…

Мне не хотелось уезжать от отца, мамы и братьев в Неаполитанское королевство, но это ближе к Испании, где жил мой первый жених. Я и сейчас не отличаюсь крепостью здоровья и сложения, а в одиннадцать лет, когда была заключена первая помолвка, вся состояла из одних углов. Едва ли тоненькая, хрупкая девочка могла стать настоящей супругой, потому помолвка предусматривала нашу свадьбу через два года, а воссоединение еще через полгода. У отца была надежда убедить моего будущего супруга пожить в Риме. Это устраивало всех, а я чувствовала себя рядом с отцом по-настоящему защищенной.

Но когда я уже была готова принять свое предстоящее замужество всем сердцем, отец стал папой Александром VI. Сначала я, как и все мы, радовалась, особенно глядя на ликующую Джулию. Ликовали и Чезаре с Хуаном, и донна Адриана. Родриго Борджиа стал папой Александром!

Во время первого же приема пришел испуг – на троне сидел человек с внешностью моего обожаемого отца, но облаченный в нечто ослепительное, символизирующее то, что перед нами наместник Бога на Земле, представляющий Его. Я испугалась, что потеряла отца, теперь он был Святым отцом для всех. Кардинал Родриго Борджиа мог иметь детей, а папа Александр? Хотелось крикнуть: «А как же мы, твои дети?!»

Я склонилась, чтобы поцеловать правую ступню, а затем массивный перстень на руке папы и услышала его ободряющий голос:

– Ты испугана, малышка?

Это обращение вернуло меня к жизни! Пусть он папа римский, Святой отец для всех христиан, но он все равно мой отец.

Это был момент большого счастья.

Я не задумывалась, какие выгоды может принести нам с братьями и остальным родственникам восхождение отца на Святой престол, для меня главное, что, став папой, он не отринул своих земных детей.

Но новое положение отца многое изменило. Я не говорю о Джулии, расцветшей ярким цветом в качестве любовницы папы, о донне Адриане, ходившей с таким видом, словно избрание отца папой ее личная заслуга, но изменилось положение нас, его детей.

Хуан немедленно стал желанным супругом для родственницы короля Фердинанда, а я ценной невестой, которую вовсе не стоило отдавать графу Гаспару де Прочидо, как бы тот ни был хорош собой и обходителен. У папы Александра была не замужем всего одна дочь – я, одна старшая сводная сестра уже умерла, а вторая давно замужем. Донна Адриана высказалась весьма ярко и определенно:

– Теперь твое замужество – дело политики.

Я вовсе не желала, чтобы меня выдавали замуж из политических соображений, я хотела стать женой неведомого мне графа де Прочидо, как ему обещано.

Но вмешалась пресловутая политика, помолвки расторгли, причем испанскую – с легкостью, а вот Прочидо счел себя оскорбленным и был прав. Все для того, чтобы заключить политический союз с миланской партией посредством моего брака с овдовевшим герцогом Пезаро – родственником кардинала Асканио Сфорца Джованни Сфорца.

Джованни был вдвое меня старше, его супруга Катарина недавно умерла при родах, он кузен самого Лодовико Моро, хозяина Милана, а потому представлял интерес для отца в качестве зятя.

Однажды донна Адриана и Джулия особенно внимательно проследили за тем, во что я одета и как причесана. Джулия то и дело одергивала меня, напоминая, что я должна выглядеть скромной и милой, пока я не взвыла:

– Разве я выгляжу иначе?!

Когда мы вернулись из церкви домой, мне было объявлено, что меня тайно приехал смотреть герцог Бишелье Джованни Сфорца, мой возможный жених, и именно ему я должна была продемонстрировать свою скромность. Я возразила, что мой жених граф де Прочидо!

– Уже нет. Но ты вряд ли понравилась Джованни Сфорца.

Донна Адриана подтвердила слова Джулии: синьор Джованни Сфорца действительно пожелал сначала увидеть дочь папы, опасаясь уродливости или чего-то похуже.

Я не была наивной, но не вполне понимала, что же боялся увидеть Джованни. Однако вся эта возня не способствовала моему к нему хорошему отношению. Оскорбительно, когда тебя рассматривают, как кобылу на лошадином рынке, решая, достойна ли стать женой вдовца. Я простила бы Джованни Сфорца, попытайся он не только тайно посмотреть на меня со стороны, но и проберись во дворец, чтобы поговорить. О, я бы влюбилась в него по уши за одно такое намерение!

Когда через несколько лет я, выйдя замуж за своего нынешнего супруга Альфонсо д’Эсте, обнаружила полное его равнодушие к себе, я все равно была готова простить ему все за одно короткое упоминание, что он уже видел меня однажды, когда был на нашей свадьбе с Джованни! То, что Альфонсо запомнил меня на столько лет, помогло переменить мнение о нем.