Единственная для Барса - Алина Углицкая

Выдохнув, она опустила руки.

Пусть делают, что хотят. Большего унижения ей еще не приходилось испытывать.

* * *

Возможно, это была игра случая. Возможно — стечение обстоятельств. Но, как бы там ни было, Лике повезло. Ева оказалась полной противоположностью своего мужа. Даже удивительно, какой гармоничной парой они смотрелись: нелюдимый, мрачный, угрюмый тип, не скрывающий неприязни к незнакомцам, и миловидная пухленькая блондинка, едва достающая ему до плеча.

Еще наблюдая за ними через камеры, Лика заметила, насколько трепетно Каховский относится к своей жене. И сейчас, находясь рядом с ними, она не могла не почувствовать той невидимой нити, что связывала этих двоих. Ева буквально нежилась в лучах счастья, окружавших ее почти осязаемым ореолом. А еще она оказалась отличным стратегом, в отличие от супруга, который всегда пер напролом.

Оставив Неймана и Лукаша в гостиной, Ева потянула Лику на кухню. Предлог был самый банальный: согреть чайку да обсудить все за столом, как нормальные люди.

При слове «нормальные» Лика едва не фыркнула, но сдержалась, поймав на себе тяжелый взгляд Каховского.

— Ты такая молоденькая, — Евангелина открыто разглядывала гостью, не забывая нарезать пирог, приготовленный собственноручно. — Сколько тебе лет?

— Двадцать пять.

Лика вертела головой, изучая кухню, которую до этого видела лишь на экранах мониторов. Она знала, что сейчас около шести камер снимают ее с разных углов. Хорошо, что Нейман запер кабинет перед уходом, да и сменщик придет только в шесть вечера. Этого времени вполне достаточно, чтобы избавиться от лишних кадров.

— Ты выглядишь моложе.

— Мне это уже говорили.

Ева отложила нож и внимательнее посмотрела на девушку.

— Это тяжело, да? — спросила она тихим голосом.

— Тяжело? — Лика невесело усмехнулась. — Даже не знаю, что и сказать. Вряд ли то, что я сейчас ощущаю, можно описать этим словом.

Вздохнув, Ева кивнула на один из стульев:

— Присаживайся, в ногах правды нет. Давай посидим здесь по-женски.

— А… — Лика растерянно оглянулась на дверь.

— Они там и без нас обойдутся.

На столе появились две фарфоровые чашечки чая, от которых вверх поднимался ароматный парок.

Лика принюхалась. В многогранном букете запахов выделялись мята, чабрец и ромашка.

— Травяной чай? — мечтательно улыбнулась она.

— Любишь? — Дождавшись от гостьи кивка, Ева добавила: — Здесь эти травы не растут. Пришлось выписывать с материка.

Лика не ответила. Прикрыв глаза, она тихонько пригубила горячий напиток, чей полузабытый аромат напомнил ей вечерние чаепития в далеком детстве. Вспомнилась мать. Красочная жестяная банка из-под дорогого чая, в которой она с сосредоточенным видом смешивала травы в равных пропорциях. Как она заваривала эти травы, как плыл по кухне душистый запах…

На глаза навернулись слезы. Непрошенные, нежданные. Слезы отчаяния и жалости к самой себе. Лика ненавидела их, но сдержать не могла. Силы, позволившие ей бросить вызов Каховскому, внезапно исчезли. На стуле перед Евой осталась сидеть маленькая девочка, которой нужна была помощь.

Ева тоже молчала, понимая, что гостье нужно время. Она почти не сталкивалась с женщинами-верами. Если не считать ее триумфального появления на благотворительном аукционе. Но за время жизни с Лукашем она многое узнала. И о так называемой «течке» тоже. Ее коробило это слово, но найти ему замену она не могла.

Так они и сидели вдвоем, в абсолютном молчании, нарушаемом лишь гудением холодильника, да приглушенными голосами мужчин, доносившимися из гостиной. Ева задумчиво щипала пирог, прислушивалась к спору мужчин и следила за гостьей.

Лика молчала, потому что все слова, с которых она хотела начать разговор, казались ей глупыми и банальными.

— Скажи, как ты попала на Тайру? — Ева первой решила прервать затянувшееся молчание.

Казалось, Лика была рада, что хозяйка сама завела разговор.

— По распределению. В этом году я закончила кафедру ксенопсихологии. И когда с Тайры пришел запрос на специалиста, ректор предложил несколько кандидатур. Выбрали меня.

В ее голосе мелькнули нотки гордости. Мелькнули — и тут же пропали. Нагнув голову, Лика добавила уже совсем другим тоном:

— Как оказалось, моей заслуги в том не было. Профессор Нейман сознательно выбрал меня.

— Потому что ты вер? — Ева подбодрила ее улыбкой. — Он знал о тебе, ведь так?

— Да.

— Значит, все это время ты жила на материке и в резервациях ни разу не была?

Лика нехотя кивнула.

— Ты не хочешь говорить об этом, — констатировала хозяйка. — Понимаю. Тебе повезло, что Нейман знал о тебе и смог устроить твой перевод на Тайру. Страшно представить, что было бы, если бы твои изменения начались на материке. Тебя могли изнасиловать.

— Какая разница, здесь или там?

— Ну, знаешь, — не выдержав, Ева фыркнула, — у веров, в отличие от людей, развит не только инстинкт размножения, но и инстинкт моногамии. Они легко сходятся, не видят ничего предосудительного в сексе, но у них есть свои неписаные табу. Если девушка не является парой вера, он никогда не принудит ее к сексу во время овуляции. Если только не хочет создать с ней семью и завести детей. Секс во время течки — верный способ стать отцом. А своих детей они не бросают.

В последних словах Евы было столько горячности, что Лику снова, в который раз, пронзил укол зависти. Пряча взгляд, она уткнулась в недопитую чашку. В душе бурлила обида.

«Веры своих детей не бросают? А как же я? — хотелось ей крикнуть. — Мой отец меня бросил! Так что что-то не сходится в ваших теориях!»

До боли закусив губу, она приказала себе молчать.

— Значит, если бы я была в резервации, мне бы ничего не грозило? — спросила она после паузы.

— Нет, почему же. Внимания было бы хоть отбавляй. Женщин там всегда не хватает.

— Да, я знаю. На десять мальчиков рождается одна девочка.

— Ну, веры приспособились. Ты знаешь, — Ева подалась ближе, точно собиралась поведать какую-то тайну, — я слышала, что уже появились агентства по доставке звериных невест.

Лика пожала плечами:

— Люди на всем делают бизнес.

Она пыталась казаться спокойной, уверенной, но ее искусанные губы дрожали, слезы готовы были вот-вот сорваться с ресниц. А еще этот зуд… Этот проклятый зуд, который ни на секунду не давал забыть о себе! Он как будто стал еще сильнее, еще невыносимее. Если бы Лика не знала, что это, она бы решила, что подцепила инфекцию. Жаль только, от этой инфекции никто не придумал лекарства.

Ева заметила, как она, вздыхая, елозит на стуле, чтобы найти удобное положение. Но мудро промолчала. Захочет — расскажет сама. Было видно, что девочка нервничает. Лика очень близко к сердцу принимала все, что творилось с ее организмом.