Особое чувство собственного ирландства - Пат Инголдзби

13:00–13:35. После пристального осмотра Кыша я заключил, что безостановочный секс с многочисленными партнершами, чьи имена неизвестны, имеет следующие побочные эффекты: (а) усы делаются прелестными и пружинистыми, (б) хвост во сне подергивается, (в) аппетит утраивается, а мяв становится великолепным глубоко гортанным.

Ближе к вечеру. Очень трудно сосредоточиться на письме, потому что Кыш теперь спит на спине, выставив все четыре лапы вверх, клацает зубами и шевелит усами. О славный кот[139].

Люблю, когда меня навещает кто-то один. Спрашиваю у него, желает он чая или кофе, и несусь в кухню, изо всех сил сосредоточившись на ответе. Повторяю и повторяю его у себя в голове. «Белый кофе и два сахара… белый кофе и два сахара». Такое мой ум в силах удержать за раз. Если человек затем начинает выкрикивать мне вслед вопросы о футболе, или о печенье «джаффа», или о прокалывании ушей, я умею отвечать так, будто уделяю им все внимание, но мой ум продолжает сосредоточиваться как ненормальный на молоке и сахаре для гостя.

Если приходит больше одного человека, я вынужден непременно объяснить мое положение совершенно отчетливо. «Через пару секунд я спрошу у вас, желаете ли чаю или кофе. Буду признателен, если первый человек выскажется медленно и внятно — и один раз. Затем я просил бы второго человека повторить то, что сказал первый, и добавить свою часть. Затем, когда сложится суммарное заявление, я бы хотел, чтобы мы все посидели минут пять, повторяя его нараспев, пока я не выучу наизусть. И только после этого отправлюсь в кухню. Спасибо».

Не имею ни малейшего представления, как справляются люди в барах. Я бы запросто работал за стойкой, если бы все на белом свете выпивали по стакану апельсиновой газировки и ничего больше. Никакой хрустящей картошки, никакого арахиса, ни мелочи для сигаретного автомата, ни любой прочей ерунды. Иногда я оказываюсь в каком-нибудь людном пабе, уровень шума фантастический, клиентов у стойки — в два-три слоя, и все выкрикивают свои мудреные заказы. Бармена не бросает в дрожь, он не плачет и не прячется за стойкой, зовя мамочку. Некоторые даже способны попутно болтать, сдачу при этом дают правильно и все такое. Сотрудники баров восхищают меня больше, чем астронавты, или хирурги, оперирующие мозг, или университетские лекторы. По-моему, видеозаписи их за работой надо показывать всем школьникам средних классов.

Чужие имена я тоже не запоминаю. Думаю, было б мило, если б их татуировали у всех нас на лбу. В кругу новых для тебя людей можно было бы сразу расслабиться. Не помешало бы, если б все в компании повторяли свои имена вслух каждые пятнадцать секунд. И так — все первые полчаса.

А еще я не помню, правую или левую ногу засовываю в штанину первой, но это совершенно другое дело.

Странно. По мосту Кейпел-стрит[140] я наверняка прошел миллионы раз. Но заметил их впервые только сегодня. Уйму существ вроде полуконей-полурыб. Покрашенных в зеленый. Верхняя часть — конь безупречных очертаний. До того настоящий на вид, что я ему сказал «н-но!». Нижняя часть — приятнейшая упитанная рыбья тушка. Все целиком смотрится довольно неожиданно. Получеловек-полуконь — это я могу понять налету. Я таких видал тьму-тьмущую. Эти ребята называются кентавры, и чтоб поглазеть на такого, лишний раз даже улицу переходить не станешь. Но сочетание коня с рыбой — это что-то новенькое. С такой динамикой я не сталкивался прежде ни разу.

Видимо, называть их следует ундилошадьми или игогосельдями. Верхнюю часть надо, наверное, кормить сеном, а нижнюю держать в бочке с соленой водой. Не могу сказать точно.

Немножко огорчило же меня то, как строители моста приспособили этих чудесных мифологических созданий к делу. Те подпирают головами фонарные столбы. У нас тут существо, способное выиграть скачки Гранд-нэшнл и переплыть Ирландское море, глазом не моргнув. Я считаю, оно заслуживает лучшего.

На верху Таможни размещается благородный единорог. С ним обошлись более-менее достойно. Они со львом сторожат герб, чтобы никто не забрался на крышу и не спер его по дороге домой после ночной гулянки. Мне кажется, конским рыбам подобает заниматься чем-то похожим.

Применив капельку воображения, мы можем соорудить новехонькие городские скульптуры, о каких заговорит весь цивилизованный мир. С чего останавливаться на конских рыбах? Давайте расставим фигуры полукота-полумыши вдоль парапета на мосту О’Коннелла. Верхняя часть пусть гоняется за нижней, по кругу, и никак не поймает.

Никогда не видел я получеловека-полугазонокосилку, но запросто могу его представить себе. Таких можно разместить по парку Фэйрвью[141], пусть расхаживают задом наперед и стригут траву.

Обожаю джерсейских коров. Особенно мне нравится, как утонченно они применяют контурный карандаш для век и их сногсшибательные ресницы. А еще я без ума от футбола. Возможно, отцы города решат поставить возле «Дэлимаунт-парка» джерсейскую полукорову — центрального полузащитника. Верхняя часть пусть мычит на восходящее солнце, а нижняя забивает жизненно важный пенальти. Буду более чем счастлив позировать для нижней половины, если кто-нибудь одолжит мне футбольные бутсы.

11:30. Я сказал женщине, что беру бананы с собой в постель. Женщина в ответ сказала, что видала всякое куда хлеще, и продала мне десять за фунт. Я сообщил ей, что всякий раз, когда среди ночи просыпаюсь от скверного сновидения, обычно съедаю два-три, после чего засыпаю опять. Но поутру цифры вечно не сходятся. Возле кровати банановых шкурок оказывается гораздо больше. Участливый низкорослый человек рядом предположил, что я, наверное, ем еще и во сне. Посоветовал купить счеты, чтобы тщательно следить за порядком.

11:40. Забрел в лавку «Всё за фунт» на О’Коннелл-стрит купить счеты, но вместо них приобрел замечательный калейдоскоп.

11:45. Сел под какую-то статую пожевать банан и поглазеть, как три центровых вороны строят гнезда на расстоянии карка от Главпочтамта[142]. Некий старик уселся рядом и произнес: «Куда деваться без трамваев?» Голос у него был очень печальный, и потому я вручил ему банан и дал покрутить мой калейдоскоп.