Призрак со свастикой - Александр Тамоников

— Служанок-то зачем убивать? — Павла передернуло. — Безвредные особы, одна и вовсе свихнутая…

— Какие ни есть, а свидетели, — пожал плечами Шалаев. — Чтобы не проболтались, кто забрал, при каких обстоятельствах. Тела уже остыли, значит, побывали там сразу после вас. Часть группы отправилась в замок, а трое пытались перекрыть вам дорогу, но чем это кончилось, мы знаем… По крупному счету небольшая потеря, просто неприятно, что фрицы у нас под носом вытворяют, что хотят…

«Может, и не фрицы», — подумал Верест, козырнул и покинул кабинет начальника контрразведки.

Выйдя в коридор и заворачивая за угол, он вдруг столкнулся с каким-то спешащим товарищем. Тот извинился, обогнул капитана, побежал дальше. А Павла словно дежавю охватило, пыльная поземка закружилась в голове! Вот правильно говорят: создай ситуацию, хоть чем-то похожую, — сразу вспомнишь… Позавчера, когда почувствовал слежку, петлял по городу, высматривая «хвост» и вышел на улицу Линдау, он, сворачивая за угол, столкнулся с женщиной в клетчатой юбке и испугал ее. Но барышня явно не при делах. А вот субъект в кепке, небритый, державший руки в карманах, усмехнулся, когда немка чуть не протаранила Вереста, и мазнул его взглядом. Тот же самый взгляд — неприязненный, липкий. Вот оно! Оба скрылись за углом, отправились каждый своей дорогой, а он двинулся к дому Беккеров…

И что? При чем тут дом Беккеров? Информации по-прежнему ноль. Под фигурой в штатском может скрываться кто угодно. Еще одно подтверждение, что за его действиями внимательно следят… Это они умыкнули баронессу Шлессер? И что собираются с ней делать?

На него уже с интересом посматривали люди в форме. Он вышел из оцепенения, покрутил головой и заспешил к лестнице. Товарищи на улице уже заждались…

— Да уж, городишко так себе… — кряхтел Котов, крутя педали и обливаясь потом. — Видали и более сохранившиеся…

Железная дорога погружалась в расщелину между скалами. Станция и постройки путевых хозяйств остались позади. В стороне чернели руины — городские окраины, подвергшиеся интенсивной бомбежке. «Чудо техники» под названием «четырехместная велодрезина», которое им выделили в локомотивном депо, со скрежетом катило по рельсам. Видеть подобное чудо им ранее не приходилось. Поневоле просыпалось чувство юмора. Оперативники сдавленно хихикали, седлая это вспомогательное железнодорожное приспособление. Но суровый мастер на участке пояснил: для Германии подобные дрезины — обычное дело, их используют с 20-х годов, они надежные и неприхотливые. Весило средство передвижения 650 килограммов. Стальная сварная рама, когда-то выкрашенная черной краской, пол из рифленой жести, чтобы ноги не скользили. Дрезина имела четыре колеса, снабженных ребордами. Над каждой парой колес по бокам возвышались свои велосипедные устройства: сварные рамы, руль, седло. Дрезина приводилась в движение усилием ножных мышц. Педали связывались с цепью специальной системой передач. Цепь крепилась к приварным шестерням на переднем и заднем колесах. Устройством мог управлять и один человек, но тогда бы возрастало сопротивление рельсов. У двоих, при условии синхронной работы ногами, получалось веселее.

И все равно усилия прикладывали не маленькие. Котов и Окулинич пыхтели, работая ногами. К этому занятию следовало привыкнуть, приспособиться к «работе в коллективе». Устройство перед эксплуатацией вроде бы смазали, и все равно оно противно скрежетало, стучали разболтанные подшипники, лязгали и провисали ржавые цепи. Посреди платформы, между «велосипедами», была приварена небольшая лавка для «отдыхающей смены». На ней развалились Верест со Звягиным, таращились по сторонам, наслаждались необычным путешествием. Все четверо были одеты в засаленные комбинезоны, утепленные робы путевых рабочих, на ногах — кирзовые сапоги. У каждого под робой — готовый к бою пистолет «ТТ». Вещи лежали на платформе перед лавкой, укрытые брезентом. Собрали все, что можно: автоматы «ППШ» и Судаева с приличным запасом магазинов, несколько гранат, ножи. Вода во фляжках, сухой паек, аптечка, компас, фонари, мотки прочных веревок, оснащенных крюками. Сверху, поверх брезента, набросали шанцевый инструмент для отвода глаз, ящик с костылями и накладками на рельсы.

— Не утомился еще, Рома? — зевнув, поинтересовался Звягин. — Не наигрался?

— Нет, — отдуваясь, отозвался Окулинич, — не наигрался еще… Велосипеда не было в детстве… Жизнь такая — трудное детство, деревянные игрушки…

— В гробу я видал такое детство… — буркнул Котов. — Это не игрушка, а каторжная галера какая-то… Вот куда я точно не пойду после демобилизации — так это в путевое хозяйство… Рома, твою дивизию! Ты как крутишь? Мы синхронно должны крутить, а ты то в лес, то по дрова…

— Ну, да, товарищи офицеры, — сказал Верест, устраиваясь поудобнее, — не очень у вас сегодня получается. Будем тренироваться, иначе никак.

— Кашу плохо ели, — усмехнулся Звягин. — И спали плохо.

— А что они вообще умеют делать хорошо? — фыркнул Павел и потянулся за куревом. Курить сегодня рекомендовалось только немецкие сигареты, что вызвало недовольство в коллективе. И разговаривать при посторонних — только по-польски.

Дрезина со скрежетом проехала стрелку, и здесь уже начинался ровный участок. За насыпью зеленели волнистые луга. Справа осталась разнесенная в щепки деревушка, остовы сгоревших «тигров», среди которых красовался один «королевский». До ближайших скал, за которыми возвышался горный район, скрипеть еще предстояло пару верст. Показалось стадо овец — десятка полтора тощих животных. Жавшись друг к дружке, они направлялись к насыпи. За овцами ковылял, махая плеткой, пожилой пастух, в драном кителе без знаков различия, в сплющенной польской «конфедератке». «Передовые» овцы и бараны уже взбирались на полотно. Звягин залихватски засвистел. Старик спохватился, увидел подходящую дрезину, которая не собиралась останавливаться, полез на насыпь, опережая своих подопечных, и принялся плеткой сгонять их обратно. Животные не отличались глубоким интеллектом, норовили обогнуть старика, карабкались дальше. Старик энергичнее заработал кнутом.

— А что, бараны, они и есть бараны, — хохотнул Звягин. — Смотри, как рвутся, командир, как Суворов через Альпы!

— Сейчас мы их всех передавим, к той-то матери… — проворчал Окулинич, крутя педали. — А что, товарищ капитан, окончательное решение вопроса стада овец!

«Детский сад какой-то на колесах, — подумал Верест. — Вроде взрослые люди…»

И сам засвистел разбойничьим свистом, сунув два пальца в рот. Овца-«флагман» пустилась наутек вниз по насыпи, остальные тоже попятились. Дрезина прокатила мимо, грохоча ржавыми сочленениями.

— Придурок, следи за своими баранами! — прокричал по-польски таращившемуся на них пастуху Окулинич. — Раздавим же и съедим!

Стадо осталось за спиной. А впереди приближались горы — вырастала из утренней дымки неровная кайма скал, в разрыв между которыми устремлялась ветка железной дороги. Потянулись валуны, разбросанные по равнине, первые причудливые останцы, вырастающие из высокой травы. Скалы становились выше, мрачнее. Не успели оглянуться, как оказались в плотном окружении мрачноватых каменных исполинов. Насыпь прорезала горную местность, извиваясь плавными змейками, но сохраняя западное направление. Поездам на этих участках приходилось сбрасывать скорость. Показался встречный состав, ведомый паровозом, который тащил полтора десятка воинских теплушек и несколько закрытых багажных вагонов. На тормозных площадках скучали часовые. Кто-то хохотал, показывая пальцем на спаренный «велосипед».