Сова плавает баттерфляем - Мария Тович

Мне приносят горячий глинтвейн, Паша залпом пьёт американо и заказывает ещё.

Этот Паша ещё не разучился заливаться пунцовым румянцем и робеть в незнакомой обстановке. Если б не знала, где он служит, никогда бы не догадалась. Кажется, он боится посмотреть мне прямо в глаза. Разглядывает меню, нервно смеётся, а потом читает:

– Торт «Буковель».

Я неуверенно улыбаюсь, не понимая, что его так рассмешило.

– У нас недели две назад сообщение было. О девочке лет пяти, её как раз звали Кристина Буковель.

– И что с ней произошло? – спрашиваю я.

– Там такая история. Глупая и забавная одновременно. Позвонила нам женщина, сказала, что не знает, как поступить. В местном секонд-хенде была распродажа – день самых больших скидок. Вот подъехали они с мужем к зданию и увидели такую картину. Женщина с мужчиной выскочили из магазина счастливые, что урвали кучу барахла за копейки, загрузились в машину и уехали. А через минуту оттуда же выбежала растерянная девочка, но машина уже за угол повернуть успела. Это были родители этой Кристины, представляете? Такие довольные были, что о ребёнке собственном забыли. Что за люди?! Хорошо, эта женщина девочку успокоила и догадалась позвонить нам. Послали туда патруль.

– Девочку-то потом вернули?

– Вернули, конечно, – кивнул Паша. – Давайте я вам этот торт закажу?

Мне приносят ровную пирамидку из трёх видов шоколада.

Пока я рассматриваю, с какого края приступить к угощению, Паша снова возвращается к нашему разговору. На лбу появляется морщина.

– Значит, вы совсем не общались с Мирой всё это время?

– Нет. Года два назад у Вани был рейс. Маршрут проходил мимо нашего города, ну я и упросила его взять меня с собой. Я работаю копирайтером и могу позволить себе сорваться с насиженного места в любой момент. Удалённая работа имеет свои бонусы.

Мне тогда необходимо было сменить обстановку. Я не находила себе места, была морально раздавлена – очередная попытка ЭКО не удалась. Винила всех подряд, в том числе и врачей. Но в глубине души понимала – они тут ни при чём. Дело было в моем организме, который наказывал сам себя. Я даже в церковь ходила, батюшка посоветовал съездить к родным, попросить прощения за то, что исчезла, сбежала, как собачка, оборвавшая поводок. Хотя и поводка не было, со свободного выгула удрала.

Тяжело было возвращаться обратно. Ещё не забылась гнетущая обстановка, когда вечерами отец глушил водку на балконе, мать молчаливым истуканом смотрела в стену, а Мира писала на кухне, низко склонившись над тетрадями. До сих пор это стоит перед глазами, когда вспоминаю дом, хотя столько лет уже прошло.

В родном городе я нашла только отца. Он теперь живёт с каким-то приятелем в полуразвалившемся доме.

Папа не был похож на того, каким я его помнила. Лицо расплылось, опухло, будто его накачали водой. Глаза стали тоже какие-то тусклые. Он обесцветился, как линялое бельё после стирки. Конечно, я подозревала, что отец окончательно сопьётся. Но представлять и увидеть на самом деле – большая разница. Почему-то я почувствовала облегчение от того, что он был один. Встречи с Мирой и мамой я боялась. Отец обрадовался, он никогда не помнил ни зла, ни обид. Мира в этом в него пошла. Он рассказал, что мама умерла. Заболела и очень быстро сгорела, за какие-то три месяца. Не хотела бороться. А Мира замужем. Но она совсем не навещает его.

Новость о том, что матери нет, я восприняла спокойно. Она умерла для меня тогда, когда перестала разговаривать с нами. Это уже не была наша нежная, кокетливая мама. Осталась только оболочка, бездушное существо в облике человека. Нельзя плохо говорить об усопших, но это же правда, что мы стали ей безразличны. Любить того, кому до тебя совсем нет дела, – очень трудно. Когда это мама – особенно обидно.

А Мира… Мне хотелось узнать о ней как можно больше, но я очень боялась с ней увидеться – вдруг она меня оттолкнёт?

В тот раз я не стала искать встречи с сестрой, хоть отец и назвал её адрес. Не увиделась я с ней и в следующий раз, когда приехала к отцу. Я чувствовала себя предательницей, ведь оставила Миру в ужасной обстановке. Одну. Как она воспримет меня теперь? Не затаила ли злобу? Нужна ли Мире в её новой жизни старшая сестра?

Полгода назад я всё-таки решилась, подкараулила сестру на детской площадке. Мне не понадобилось много времени, чтобы вычислить её из группы молодых мам. Я долго наблюдала за ней со стороны, не решаясь подойти. Она так весело смеялась, когда играла с сыном в снежки, катала его на санках. Мне было радостно видеть, что она счастлива, что прошлое никак не отразилось на её жизни.

Но это была лишь видимость. Картинка из глянцевого журнала.

– Мира, – осторожно позвала я.

Сестра берёт сына за руку и поворачивается в мою сторону. Щёки зарумянились от мороза, глаза искрятся. Она выросла красавицей. Из приоткрытых губ вырываются облачка пара. Яркие лучи играют в выбившихся из-под шапки волосах.

– Это вы меня позвали?

Неужели я так изменилась, что родная сестра не узнаёт? Видимо, то, чего я не замечаю в отражении, делает меня совсем другим человеком. Старость не выпрыгивает из-за угла, как чёртик из табакерки, она по миллиметру, морщинка за морщинкой, отвоёвывает человека у молодости.

– Мира, – я не могу произнести больше ни слова.

Сестра тихонько вскрикивает, хватает в охапку протестующего сына и быстрыми шагами направляется ко мне.

– Ты приехала! – солнце искрится в её глазах.

Узнала!

– Вера! Как ты? Откуда? Где ты сейчас живёшь? Я так рада, что ты здесь! – она засыпает меня вопросами, голос звенит, в нём нет никакой обиды, только удивление и ликование. Всё, чего я боялась, оказалось только моими страхами.

– А это Тёма! Мой сын. Тёма, смотри, это твоя тётя. Тётя Вера. Познакомься, – щебечет Мира. Тёма протягивает мне холодную ладошку. Мира улыбается: – Давай покажем тёте, где мы живём. Тут рядом, идём. Ой, как же ты замерзла. Ты чего так легко одета? Я дам тебе свою тёплую куртку или шубу, в общем, выберешь, что понравится. У нас морозы ого-го! Да ты же помнишь, наверное. Или уже забыла?

У неё прекрасная квартира. В новом доме. Сын – чудный карапуз.

– Ты посиди, погрейся, я сейчас, только Тёму переодену, – Мира уводит сына в детскую.

Я усаживаюсь на диван, тону в бесчисленных подушках. Здесь уютно. Напротив меня огромные панорамные окна, наполняющие комнату мягким оранжевым светом морозного дня. Внизу утонул в пепельной дымке город, в котором я родилась, из которого сбежала и не надеялась больше вернуться. Однако он принял меня куда радушнее, чем я ожидала. Отсюда видно кирпичное здание старого кинотеатра, там я впервые поцеловалась. Музыкальная школа. Я проходила туда один год, мечтая стать гитаристкой, но сольфеджио по субботам быстро выбило из меня эту блажь. Вдали пыхтят белым дымом пузатые ТЭЦ. Раньше они были на краю города, а теперь следом за ними вырос новый микрорайон с высоченными многоэтажками.