Женщина с Марса. Искусство жить собой - Ольга Нечаева

В шесть лет:

– Тесь, а ты на балет походить не хочешь?

– Нет.

– Ну он полезный, хорошую основу дает.

– Ненавижу балет.

– Ну ладно.

В восемь лет:

– Тесь, ну как, на балет не записать тебя? Многие девочки из вашей театральной школы ходят.

– Нет.

– Ну ладно.

В десять лет:

– Мам, добавь мне на следующий год спецкурс по современным танцам! Я очень хочу!

– Тесь, его нельзя взять без курса балета. Ты как, готова ходить на балет?

– О-о-о, не-е-ет! Ненавижу балет! Ну почему так всегда!

– Ну что, записывать тебя или нет?

– Да.

– Уверена?

– Да.

– Но это тяжело, по субботам весь день убит, третьим часом пойдет. Ты понимаешь, да?

– Да. У меня плохо с растяжкой. Это отражается на сцене, на моих движениях. Может быть, балет мне поможет ее улучшить.

Вот так в районе десяти лет у ребенка проклюнулась та самая, взрослая, мотивация учиться. И пока эта мотивация не родилась внутри, ожидания школы или родителей – так же как и представление о том, что ребенка можно замотивировать утверждениями вроде: «Тебе это надо», «Тебе это в жизни пригодится», – совершенно бессмысленны.

– Любое обучение развивает!

– Вопрос, что именно оно развивает?

В нашей реальности считается: чтобы ребенка развить, его надо чему-то научить. Причем обучение рассматривается как, во-первых, одностороннее (этакая трубочка родитель – ребенок) и, во-вторых, априори развивающее. То есть мы, как родители, знаем некоторую норму, к которой ребенка нужно подтянуть, обучая его, и тем самым развить.

Но развитие – объективный процесс, он происходит в любом случае. Другое дело, в каком направлении идет развитие. А идти оно может куда угодно. Ребенок, развившийся в озлобленное, травмированное, закрытое существо, все равно развился. Ребенок, полюбивший или возненавидевший, все равно развился. Получается, что путем обучения мы пытаемся направить его развитие именно туда, куда нужно нам.

Тогда почему один ребенок готов трудиться до мозолей и терпеть хамство тренера и боль растяжки, а другой на первом же занятии балетом кричит, что никогда туда больше не придет? Почему один, пройдя обязательную музыкальную школу, больше никогда в жизни не притрагивается к инструменту, а другой благодарен, любит музыку и жалеет, что его не заставляли больше?

Кроме личных особенностей, тут есть одна общая, глобальная причина.

Успех от обучения будет настолько велик, насколько цели обучения совпадают с мотивацией ребенка.

А мотивация эта меняется с его развитием.

Развитие идет скачками, вместе с накопленными знаниями и умениями. Например, малыш вдруг встал и пошел. Или научился самостоятельно есть. Или научился быстро читать. Словом, взрастил какой-то навык. Каждый новый навык открывает перед ребенком новые возможности. Он пошел – и он вдруг может уйти от мамы. Или догнать маму, а не сидеть и голосить. Или дотянуться до выключателя и снова включить свет, и читать сколько хочется, а не сколько мама сказала.

Наступает кризис, ведь новые возможности ребенка меняют его отношения с этим миром. Ребенок изменился, а наше отношение к нему – нет. Вчера еще был податливый, сегодня бунтует. Вчера боязливо шел за ручку, а сегодня вырвался и убежал.

Кризис – это противоречие между новой и старой мотивацией, между новыми возможностями и старыми ограничениями.

Ребенок требует изменения отношений, старые более не работают. Он из них вырос. Секунду назад он был увлечен попытками самостоятельно есть и вот научился, и это ему более не интересно! У него появилась новая мотивация – учиться отстаивать собственные границы, сопротивляясь маме. Мотивация решать самому, что ему, сколько, мотивация тренировать самостоятельность. И, ведомый своими новыми устремлениями, он учится новому – отталкивает маму, отказывается от еды, требует перемен.

Ребенок всегда учится тому, что поможет ему справиться с текущим кризисом, обрести новые возможности.

А тут мы с кубиками Домана. В игровой форме. Посмотри, какая буковка, – а он хочет двигать стулья. Мы ему про важность английского языка, а он сейчас мотивирован быть с друзьями.

В пять лет Тесса захотела учиться игре на скрипке. Потому ли, что ей был нужен инструмент, или потому, что другие девочки тоже занимались? Или потому, что ей хотелось, чтобы по дороге в школу все видели, что она несет скрипку? Отзанимавшись два года, она скрипку решительно бросила. Что бы ни двигало ею вначале, это не была страсть к скрипке. Ее мотивация изменилась, и обучение перестало быть задачей.

Несмотря на схожий возраст, дети могут находиться на разных стадиях развития и соответственно быть движимы разной мотивацией. Например, готовность к школе вовсе не означает, что у ребенка проснулась мотивация учиться. Равно как желание получить пять по математике может проистекать из очень разных мотивов. Но при естественном появлении мотивации научиться ребенок будет учиться любым способом!

Если ребенок сопротивляется, значит, его развитие на настоящий момент требует обучения другому! Но вместо того, чтобы довериться этой логике развития ребенка, взрослые или школа пытаются использовать или даже зародить путем различных психологических манипуляций мотивацию заниматься конкретной дисциплиной. Мы пытаемся поймать ребенка на крючок похвалы, гордости, важности, статуса, оценки. Иногда это срабатывает, и, вынужденно обучаясь скрипке или математике, ребенок меняется, овладевает навыками – и в итоге у него просыпается собственная мотивация к совершенствованию этих навыков. Иногда не срабатывает, и ребенок, повисев на крючке «Какой молодец, одни пятерки!», или «Будет пятерка в четверти, подарю телефон», развивает в себе не любовь к скрипке и математике, а ненависть к крючкам и обманам.

Любая дорожка «важно, чтобы был результат» чревата этой опасностью. Любая дорожка, когда результат обучения важнее внимания к тому, чему именно ребенок хочет учиться, может увести совсем в другую сторону – к формированию стойкого отказа от той каши, которую настойчиво пихают ложками. Ведь рано или поздно мальчик или девочка поймет, что может просто закрыть рот. И тогда мы и столкнемся с ситуацией, когда ребенка обучают, а вот развивается при этом совсем не то, что нам бы хотелось.

Можно ли всегда точно понять возникающие потребности и мотивацию и безошибочно и гибко подстроить под них обучение? Боюсь, что нет. Мы не способны к настолько точному ежесекундному диагностированию, а школьная система не настолько пластична, чтобы подстраиваться. Однако даже поверхностное представление о психологии ребенка подскажет, что ему не нужны буквы в два года ни в игровом, ни в любом другом виде. Часто говорят: «Знания лишними не бывают». Бывают. Ребенок – не резиновый чемодан, в который нужно успеть запихнуть как можно больше. Мы заставляем ребенка проживать и запоминать опыт бессмысленной скуки, за который он получит какую-то плюшку. Именно таким станет его опыт учебы. Захочет он после этого учиться?