Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов

— Завякала, сорока Якова, — сплюнул тот на землю под ноги, но развернулся и пошел к лесу. За ним потянулись и остальные, сложив на поляне топоры и лопаты.

— Накормил бы чем с дороги, — обратился к приказчику Грибан, — пустые кишки песни поют.

— Не до вас, голодных, — бросил тот на бегу, торопливо семеня к избушке, — поглядите, что в котле с утра осталось.

Пока доедали остатки утренней каши, пригоревшей на дне, мужики успели приторочить к седлам двух тощих лошаденок несколько рогожных кулей, загасили огонь под железным коробом, спрятали кое-какой инструмент и были готовы выступать в дорогу.

— Вы с нами или к другим варницам поедете? — крикнул запыхавшийся приказчик.

— Нас не ждите, — неопределенно махнул рукой Грибан Иванов, — сами дорогу найдем.

— Тогда, прощайте, — крикнул взявший под узды последнюю лошадь Кузьма, — а ну, трогай, пропастина!

Оставшись одни, все пятеро лежали на траве, блаженно раскинув руки, давая покой уставшему телу. Первым поднялся Едигир.

— Пора, — коротко проговорил, направляясь к пощипывающему на краю поляны траву своему гнедому коню, который окончательно признал в нем хозяина. Поднялись, нехотя, и остальные. Уже в темноте добрались до второй варницы и остались там ночевать. Утром, не дожидаясь пока соберутся и погрузятся работники с варницы, выехали на поиски третьей.

— Брательник твой, на какой варнице должен быть? — спросил Герасима Грибан.

— Вроде на этой, говорил, которую ищем.

— У них в приказчиках не Михаиле Митрофанов будет?

— Может и он.

— У-у-у… Злыдень. Экая шкура! И не встречал прежде таких. — Сморщил маленькое личико Грибан. Едигир вопросительно глянул в его сторону, подняв в удивлении брови.

— Шкура, он шкура и есть. Чтобы перед хозяином выслужиться, заставляет мужиков и днем и ночью соль выпаривать. Ему хозяин с пуда платит, вот он на чужом горбу и зарабатывает себе в мошну. С ним там еще в помощниках ходит Тугарин Кошкаров. Морду себе наел, что поперек шире. Вот они вдвоем и гоняют мужиков.

— Говорил про то брат, — нехотя отозвался Герасим, — а деваться некуда. Кому жаловаться пойдешь? Воеводе? Так то не его дело. Он-то мужик справедливый, да в господские дела вмешиваться не станет.

— А до Строгановых век не достучишься. Они два раза на год в городок пожалуют, а мужики в то время все на варницах, — поддакивал Грибан.

— Почему не уйдут? — спросил Едигир, понимая, что речь идет о притеснении мужиков, работающих на варнице.

— Куда уйдешь? Кто тебя ждет? В Москву? К царю, что ли? Так тебя там и ждут. Как брата-то зовут? — обратился Грибан к Герасиму.

— Крестили Богданом, а прозванье дали Шумилка. Шумлив он больно, — и улыбнулся открытой широкой улыбкой при воспоминании о брате.

К полудню въехали в распадок меж двумя горными скатами, где по камням сочился прохладной водой ручей. Лошади тут же потянулись к воде, спеша утолить жажду. Едигир подал знак, чтоб остановились напоить коней, и спрыгнул на камни, окунул ладони в прозрачную воду, зачерпнул в горсть, поднес ко рту. Но какой-то посторонний звук из соседнего ельника заставил его насторожиться.

— Тихо! — дал знак остальным воинам. — Головы пригните! Встаньте за коней! — и сам низко пригнулся к земле. Мужики испуганно закрутили головами, а маленький Грибан и вовсе залез под брюхо коня. Насон Рябухин плюхнулся животом прямо в ручей и, округлив глаза, зашептал:

— Кто там? Зверь или человек?

— Сейчас узнаем, — ответил Едигир и потянул к себе лук.

Сидя на корточках возле коня, он внимательно вглядывался в густой ельник и заметил, как там что-то блеснуло, дрогнула еловая ветка и раздался глухой звук ружейного выстрела. Пуля ударилась о камень рядом с ним и, тонко свистнув, ушла дальше. Бухнул второй выстрел и кони рванули из рук поводья, взвились на дыбы, громко и испуганно заржали.

— Так то наши, из городка кто-то! — крикнул Грибан. — Только у них пищали и есть.

— Эй! Чего по своим палите?! — заорали все. Едигир стремительно вскочил на гнедого и помчался, держа лук наготове, к ельнику. Следом за ним скакал Герасим, выхватив из ножен саблю.

— Сейчас мы проверим, кто там такие — свои или не свои, — кричал он, догоняя Едигира. Послышался треск ломаемых веток, и Едигир наугад, на звук пустил вдогонку стрелу. Кто-то громко заверещал, заойкал.

— Попал! — радостно вскрикнул Герасим. — Сейчас мы их возьмем! Прикрываясь от хлещущих в лицо веток, въехали в ельник и перед ними мелькнули двое с пищалями в руках. В плече одного из них торчала, подрагивая, стрела, которую пострадавший на ходу пытался выдернуть. Увидев всадников, он остановился и, выставив перед собой пищаль, заорал:

— Не подходи! Убью! Остановился и второй тоже пищалью в руках, но, увидев Едигира, крикнул:

— Чего вам надо от нас? Мы же поладили с вашим ханом! Мы с ним друзья! Спросите у него! Спросите!

— О каком хане ты говоришь? — наступая на него конем, недружественно спросил Едигир. Тут кричавший, увидев выскочившего с саблей в руках Герасима, осекся.

— Свои что ли? — от растерянности он опустил дуло пищали, и Герасим быстро наклонившись с седла, вырвал ружье из рук.

— Свои, свои, а то бы висели сейчас на березовом суку, — зло крикнул он, — зачем палил? Где брат мой?

— Какой брат?

— Богданом Шумилкой зовут.

Второй мужик, в чьем плече сидела стрела, краснолицый и толстомордый, наконец, выдернул неглубоко засевшее жало, со злостью бросил стрелу под ноги, с силой наступил, переломив ее.

— Ты погоди про брата спрашивать. Лучше ответь, что за орясина с вами таскается? По какому праву он в русских людей стрелами своими погаными швыряется? А то я с ним сейчас отдельно поговорю. — И он угрожающе поднял дуло пищали на уровень груди Едигира.

— То наш десятник, — ответил Герасим, — а вы кто?

— Кто-кто, — передразнил его толстомордый, — дед Пыхто. Шапку сними, деревенщина. Перед тобой приказчик господ Строгановых Михаиле Митрофанов и помощник его Тугарин Кошкаров. Понял? Чего рыскаете тут? Чего высматриваете? Уж не беглые ли? Или к сибирцам идете по своей воле?

Едигир понял, что перед ним те самые люди, о которых рассказывал Грибан Иванов. Но было совершенно непонятно, чего они дерут горло, когда сами же первые начали пальбу. И про какого хана кричал ему Михаила, когда Гераськи еще не было рядом? Отчего он замолчал, увидев его? Тем временем подъехали остальные, и Грибан заорал в голос:

— А вы чего по своим палите? Мы до вас едем, предупредить о набеге басурманском, а вы из пищалей по нам? Чего случилось?

— Едва ноги от них унесли, — ответил Михаила Митрофанов, перебросившись настороженными взглядами с Тугарином Кошкаровым, — побывали уже у нас они. Как только мы живы остались…