Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени - Татьяна Александровна Корсакова

поддержка со стороны этого государства…Так трагедия одной страны привела к трагедии другой, нашей, — и трагедии совсем не оптимистической. Прибавьте сюда непреклонную волю афганских «душманов», которые не заморачивали себе голову интернационализмом, — эту упрямую волю никогда не пускать никаких чужеземцев внутрь своих границ, и вам станет понятней «Афган».

Об этом предупреждала советский писатель и комиссар Лариса Рейснер.

Об этом хотели и не могли в самом начале 1980-х годов сказать в своих страстно написанных материалах журналисты «Комсомольской правды».

Газете и стране, которая с жадностью, сегодня неизвестной и непонятной, читала эту газету, требовался другой главный редактор.

Часть шестая. Москва, улица «Правды», 24, «Комсомольская правда»

Глава 1

Ищи таланты — вот что важно!

В апреле 1980 года воронежские партийные власти решили выдвинуть Виталия Жихарева, ныне лауреата премии Правительства РФ в области СМИ, в главные редакторы комсомольской газеты «Молодой коммунар». Знаменитая газета. В пятидесятые годы она дала путевку в жизнь будущему лауреату Ленинской премии журналисту и писателю Василию Михайловичу Пескову.

Вспоминает В. И. Жихарев:

— Перед утверждением на пленуме обкома ВЛКСМ предстояло пройти тур собеседований в ЦК комсомола. За месяц до того Геннадия Селезнёва перевели сюда первым заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации. «На пересидку, — шепнули мне ребята в секторе печати, — для строки в биографии. Скоро заменит Ганичева в „Комсомолке“».

Я не засекал на часах, сколько времени беседовал со мной Геннадий Селезнёв. Запомнилась его манера общаться — на равных, с предельным уважением к собеседнику. Чувствовался опыт работы с людьми, накопленный за годы комсомольской работы. Он заметил, что у нас с ним много биографических совпадений. Простое происхождение. Школа. Получение рабочих профессий. Работа на производстве. Служба в армии. Заочная учеба на факультетах журналистики. Даже в молодежные газеты мы пришли с ним сразу заместителями редакторов, правда, он из комсомола, а я из районной газеты.

А потом Геннадий Николаевич поинтересовался тиражом «Молодого коммунара».

— 145 тысяч экземпляров, — ответил я. — Это, конечно, не 230 тысяч, на которые вы вывели «Смену»…

— Для Воронежской области тираж в 145 тысяч — гигантский. Так держать! С чего думаешь начать редакторство? Советую продолжить лучшие традиции газеты. «Молодой коммунар» — это Борис Стукалин, Евгений Дубровин, Василий Песков… На весь Союз имена… Поищи новые таланты. Они наверняка в Воронеже есть. Привлекай к сотрудничеству с газетой новые дарования. На скамейке запасных не должно быть свободного места. Присмотрись к оформлению… — Селезнёв развернул на столе несколько номеров моего родного «Молодого коммунара». — Мне кажется, что ударные материалы на каждой полосе можно было бы выделить поярче.

Геннадий Николаевич заметил, что редактор молодежной газеты просто обязан быть генератором творческих идей, не обязательно много, но хорошо писать, проявлять дипломатию в отношениях с властями, знать и понимать молодежную среду. Эти советы мне потом пригодились.

Как и ожидалось, вскоре Геннадий Николаевич Селезнёв возглавил «Комсомольскую правду». С его приходом газета оживилась, стала интереснее, смелее. В провинциальных молодежках брали с нее пример.

Как-то в родной «Молодой коммунар» заехал Василий Песков. С порога спросил его, как там, в главной комсомольской газете страны, дела обстоят. «У нас новая метла. Хорошо и правильно метет», — ответил мэтр.

Глава 2

Год Металлической Обезьяны

1980 год запомнился советским людям как-то не очень радостно, несмотря на московскую Олимпиаду с ее Мишкой. Какой-то непредсказуемый, зыбкий, обманчивый был год. Одним словом, настоящий год Металлической Обезьяны.

В те годы — по смешному, а может, грустному совпадению, когда Хрущёв обещал нашей стране быстрое построение коммунизма, — советские дамы начали увлекаться гороскопами. Разумеется, гороскопы не публиковались ни в одной советской газете. Их считали ненаучным мракобесием. Но в продажу в Москве поступало по нескольку экземпляров газет и журналов из западных стран. В газетных киосках продавались, например, журналы из ПНР (Польской Народной Республики), такие как «Урода» («Красота») и «Кобета и жиче» («Женщина и жизнь»), в которых гороскопы были. Советские дамы покупали и читали вечерами эти польские журналы, благо польско-русские словари стоили копейки.

С гороскопами автора этих строк познакомила очень интересная женщина, литературный секретарь «Комсомольской правды» Ираида Федоровна Муравьёва. Когда-то меня, второкурсницу, представил ей руководитель моей студенческой практики Ким Смирнов, много рассказавший мне об Ире, пока мы с ним шли по длинному коридору 6-го этажа в секретариат:

— Это удивительный человек, Таня, один из самых начитанных и эрудированных в редакции. И если Ира будет править твои материалы и объяснять, почему меняет твое слово на более подходящее по контексту, то есть учить тебя, не возражай: она продемонстрирует тебе редкостное, ты уж мне поверь, знание тонкостей русского языка.

Тут следует пояснить, какова была система чтения и правки перед публикацией материалов сотрудников «Комсомольской правды» в те годы.

Любое произведение корреспондента читал, правил и подписывал сначала заведующий отделом, затем редактор отдела (член редколлегии), потом один из заместителей ответственного секретаря, назову лишь некоторых из них: Рафаил Депсамес, Софья Фингер, Ерванд Григорянц, Виктор Сагидов, Галина Янчук, Кира Лаврова, Михаил Палиевский и другие. Последними прочитывали статьи и заметки и засылали их в набор литературные секретари, в том числе Ираида Муравьёва, Софья Старцева, Галина Старостина, и это свидетельствовало о громадном значении стиля в языке «Комсомольской правды».

После набора на линотипе гранки — длинные узкие полоски бумаги с оттисками статей прочитывались двумя сотрудниками корректуры: читчиком и подчитчиком. Если принималось решение о материале — «В номер!», его читали дежурящий в этот день член редколлегии и ведущий — зам. главного редактора. Корректура вычитывала каждую газетную полосу по нескольку раз; как правило, весь номер в день верстки прочитывал сам главный редактор; читали и чужие — цензоры. Самым последним из своих прочитывал от корки до корки свежую газету-«сигнал» — пробный оттиск завтрашнего номера — сотрудник, загодя назначенный быть «свежей головой». Назавтра он о номере докладывал на планерке; если вечером замечал в «сигнале» грубейшую ошибку, полосу «били», т. е. всеми возможными способами исправляли нелепость. «Свежей голове» в день верстки газеты работать днем в редакции или быть на задании запрещалось: взор его должен был быть абсолютно свеж.

Сколько это пар глаз? Десять? Больше? Опубликоваться в «Комсомольской правде» было трудно.

Мы подружились с Ирой Муравьёвой, хотя и остались навсегда на «вы». Через несколько лет, когда я, уже собкор «Комсомолки», приезжала на совещания из Куйбышева в Москву, мы с ней вечерами, после всех деловых встреч в Голубом зале редакции, долго секретничали по поводу гороскопов — не всё же о соцсоревновании песни слагать!