Стоять до последнего - Георгий Свиридов

Щелкают переключатели, мигают лампочки. Даже не верится, что в эти мгновения мощные волны-импульсы вырываются и летят в эфир… А за сто километров отсюда, в занятых немцами Стругах Красных, специальные сигналы уже приняли радиоприборы, установленные на тяжелых фугасах.

— Все, товарищ полковник! — докладывает Яковлев.

— Все? — переспрашивает полковник, словно он первый раз присутствует при посылке радиосигналов на взрыв. Впрочем, состояние полковника понять можно — он действительно впервые отдавал приказ о взрыве настоящих, а не учебных фугасов.

— Так точно, все! Разрешите обратиться?

— Слушаю?

— Попросите летчиков, товарищ полковник, пусть слетают и посмотрят на результаты.

4

Миклашевский решил сделать привал на вершине холма. Неподалеку, на пологой поляне, высилась копна свежего сена. Густые кусты и деревья, росшие вокруг, надежно скрывали стоянку маленького отряда. Двигаться днем по захваченной врагом местности было рискованно.

— Отдых до вечера? — спросил Александрин.

— Возможно, — неопределенно ответил Миклашевский. — Осмотримся, а там и решим.

На востоке ровной полосой закраснел горизонт. Звезды тихо гасли, как догоравшие свечи. Желтый блеклый осколок луны опустился низко и висел над темными зубцами далекого леса. Было прохладно и тихо. Миклашевский не спеша обошел вершину лесистого холма. С вершины открывался красивый вид. На востоке, где занималась заря, отчетливо просматривался простым глазом в утреннем прозрачном воздухе огромный поселок и железнодорожная станция Струги Красные. Среди темных серых крыш белыми квадратиками стояли кирпичные побеленные двухэтажные дома.

— Струги Красные? — спросил Александрин, кивая на поселок.

— Они самые.

Подполковник Лейман, опустившись на траву под сосной, вытянул короткие ноги, гудящие от усталости и ставшие почти чужими. Связанные руки затекли. С него сняли поклажу, и он, вспоминая систему индийских йогов, которой увлекался в молодости, старался дышать полной грудью. Во рту и в глотке остро першила сухость, мучила нестерпимая жажда. При упоминании «Струги Красные» подполковник тоже посмотрел с затаенной тоской на далекий русский поселок, в котором его так и не дождались.

И вдруг там, в самом центре, где громоздились белые кубики кирпичных зданий, сверкнула молния и вверх взметнулся огромный фонтан земли, обломков, дыма… Как будто взорвалась солидная авиабомба.

— Смотрите! — Тагисбаев вытянутой рукой показывал на взрыв. — Бомбят наши!

Не успела до холма докатиться звуковая волна, как в поселке снова блеснула молния и взметнулась вверх земля. Потом подпрыгнул к небу и третий гигантский фонтан… Густая пыль и дым окутали серым облаком весь центр поселка.

— Нет, не бомбежка, — ответил Миклашевский. — Небо чистое, ни одного самолета. Наши саперы дают немцам прикурить! Молодцы!

Подполковник недоуменно смотрел подслеповатыми глазами на поселок и ликовал от счастья. Кто бы мог предвидеть такое? Само провидение спасло Иоганна Леймана, послав этих военных бродяг разбитой русской армии. Судьба милостиво обошлась с ним, а он еще сетовал на нее! Прогремевшие взрывы, бесспорно, были нацелены и на него, офицера военной разведки. Иоганн Лейман чудом избежал смерти! Если бы не эти трое, Лейман давно бы находился в самом центре грохочущего огня и дыма.

Лейман обмяк и, воздев глаза к небу, стал шептать молитвы. Он благодарил и Бога, и деву Марию, и всех святых.

За спиной у подполковника, под осинкой, примостился Матвей Александрин. Поддев ножом и сломав никелированный замок, он раскрыл саквояж. В темных зрачках Матвея забегали искорки:

— Командир, можно пирушку закатывать!

Александрин выкладывал на траву толстые куски копченой колбасы, белый кирпичик хлеба, полголовки сыру, мясные консервы в плоских круглых железных коробочках, сгущенное молоко, пачки галет, печенья, две пузатенькие бутылки французского коньяка, пять плиток шоколада… На дне лежали маленькие ярко разрисованные коробочки с какими-то круглыми пилюлями.

— Лекарство, да? — поинтересовался Тагисбаев.

— Витамины, — ответил со знанием дела Матвей.

Оглядев припасы, Миклашевский велел резать колбасу и сыр, а консервы приберечь. Кто знает, какой путь впереди?

Тагисбаев вынул нож и на разостланную гимнастерку стал раскладывать еду.

1

Дратунь, не упуская из виду Петьку, шел по чуть приметной в траве тропинке. Тропинка петляла, вроде бы кружила на одном месте, но Дратунь часто поглядывал на звезды, на высокое, перепоясанное Млечным Путем небо, на половину луны, висевшую над лесом, и все время убеждался в том, что парнишка ведет его в строго выбранном направлении — держит путь к югу. Василий мысленно представил карту местности, ее он хорошо знал, налетать в этих краях в мирное время пришлось не один десяток часов, и понял, что находятся они где-то западнее станции Струги Красные, неподалеку от неширокой реки с устрашающим названием Люта.

Тропинку обступали со всех сторон высокие деревья. Строгие и ровные, словно колонны, поднимались до самого неба могучие, медного цвета стволы сосен. Огромные ели, мохнатые и разлапистые, тянулись за соснами и порой обгоняли их в росте. Попадались и кряжистые дубы, они стояли богатырями, их раскидистые узловатые ветви как бы раздвигали вокруг себя толпу любознательных лесных деревьев. Кое-где голубели стволы осинок, ласкали взгляд белизной березки.

У небольшой речонки они остановились. Неожиданно Василий, стоявший рядом, схватил Петьку за руку и молча повернул направо. Петька взглянул и замер. Метрах в тридцати от них, у куста орешника, свесившегося к воде, стоял лось. Был он крупный, темно-серого цвета, ноги тонкие, жилистые, а на голове, как ветки, росли раскидистые рога. Нагнувшись к реке, лось пил. Утолив жажду, поднял голову, и с темных губ его, с редкой серой бороденки стекали капли воды.

Почуяв людей, лось насторожился, потянул раздувшимися ноздрями воздух. Петька хотел было сказать зверю что-то ласковое, успокаивающее, но лось вдруг одним прыжком сиганул на берег и, ломая кусты, тотчас исчез в лесу.

— Красавец! — не удержался Дратунь.

— Большой, как корова, — сказал Петька, — и пугливее зайца.

Тропинка, петляя среди деревьев, вывела летчика и Петьку к березовой роще.

— Грибов уйма! — вздохнул Петька.

За березняком снова темнел ельник. Когда совсем рассвело и деревья потеряли свою таинственность, где-то поблизости ухнул тяжелый взрыв. Василий встрепенулся, полусонное оцепенение слетело с него. Не успел он осмотреться, раздались еще два приглушенных взрыва.

— Бомбят?.. Наши, да?

Дратунь, окинув взглядом побледневшее небо с потухающими звездами, покачал головой: