Гордость и грех - Морин Маккейд

– Могу я спросить вас кое о чем, Слейтер?

– Конечно. Но не обещаю, что отвечу.

– Честно. Как вы стали карманником?

– Тренировался.

Глори поморщилась.

– Вы поняли, что я имела в виду.

Слейтер вздохнул. Он никогда не отвечал на подобные «опросы, но и не скрывал, что является сиротой. Он просто не станет вдаваться в подробности, потому что они слишком неприятны.

– Мои родители умерли, когда я был ребенком. Меня и моего младшего брата отправили в приют, в то время как старший брат отправился на поиски тех, кто убил родителей. Вскоре после этого меня усыновили. Тремя годами позже я сбежал. Вот тогда и научился воровать. Иначе умер бы от голода.

– Почему вы сбежали?

Слейтер прогнал прочь кошмарные воспоминания о тех годах и просто пожал плечами.

– Я так и не смог привыкнуть к приемным родителям. К тому же надоело работать на их ферме.

– Значит, это лень толкнула вас на побег?

Слейтер мог с уверенностью сказать, что Глори разочарована. Или она жалеет его? Будь что будет.

– Считайте как хотите.

Взгляд, каким Ребекка одарила его в ответ, лишил Слейтера присутствия духа. Ему показалось, что она не только не поверила ему, но и поняла, что он скрывает от нее правду.

– Моим братьям стоило большого труда вытаскивать меня из постели по утрам, – добавил Слейтер. – Я частенько обманом заставлял Крида и Рея делать работу за меня. Я спорил с ними и всегда оказывался победителем.

– Вы их обманывали?

Слейтер засмеялся.

– Нет. Просто я был умнее.

Глори покачала головой и вновь ощутила уважение к нему.

– Вы сбивающий с толку человек, Слейтер.

– Меня называли и похуже.

– Я почему-то совсем не удивлена. – В золотистых глазах девушки заплясали насмешливые искорки.

По возвращении в «Алую подвязку» Слейтер ощутил целую гамму разнообразных чувств: печаль от того, что Эндрю умер, гордость, потому что салун принадлежал теперь ему, и беспокойство. Будет ли заведение, обретшее нового хозяина, процветать и дальше?

– У меня еще есть пара часов, поэтому, если не возражаете, я хотела бы доделать то, что начала перед обедом, – сказала Глори, подходя к бару.

– Я принесу документы из сейфа. – В этот момент внимание Слейтера привлек клочок бумаги. На нем печатными буквами было написано: «Время вышло».

– Сукин сын, – выругался Слейтер. Ему захотелось смять записку и выбросить ее, но это была улика, пусть и бесполезная.

Глори подошла к Слейтеру. В ее глазах плескалась тревога.

– Что это?

Слейтер кивнул на записку, и глаза Глори округлились от ужаса.

– Он приходил, когда нас не было.

– Этот негодяй мог все тут разгромить, но предпочел оставить записку.

– Почему?

Слейтер покачал головой.

– Может, они считают, что заведение потерпит убытки, если нам придется на время закрыться. И потом, им нужны деньги. Чем больше мы заработаем, тем больше заплатим.

– Но вы ведь не собираетесь платить, правда?

– Если я заплачу, значит, смерть Эндрю была напрасной.

– Но если не заплатите, они могут вас убить.

Тревога в ясных глазах Ребекки поразила Слейтера в самое сердце, а его горло точно сдавило железной рукой. Никто, даже Эндрю, не смотрел на него с такой заботой и беспокойством. Он отвернулся.

– Какой-то шанс всегда есть…

– Прекрасно, – резко бросила девушка. – Это ваша жизнь. Делайте с ней что хотите. – С этими словами она пошла наверх.

Пусть думает что хочет, но у Слейтера не было выбора. Чтобы добыть информацию и улики, ему необходимо научиться не обращать внимания на угрозы.

Слейтер внимательно изучил записку, удивляясь тому, что почерк показался ему знакомым. Он порылся в памяти, но на ум ничего не приходило. Может быть, печатные буквы просто напомнили ему виденное в прошлом?

Сначала Слейтер хотел отнести записку шерифу Райдеру, но потом решил, что это пустая трата времени. Местный представитель власти был либо невероятно ленив, либо связан с бандитами, а может, и то и другое. Слейтер знал многих представителей власти, подобных ему, и, несмотря на то, что такие вещи были обыденными в маленьких приграничных городках, его не могло не злить подобное положение дел. Значок шерифа должен быть символом справедливости, а не безразличия.

Слейтер достал из сейфа бухгалтерские книги, хотя вовсе не был уверен, что Глори вернется. Ее гнев свидетельствовал о том, что она всерьез обеспокоена. Только вот думает она о нем или о своей работе? Слейтер нахмурился, недовольный ходом собственных мыслей.

Он услышал легкие шаги за спиной и понял, что это Глори. Она спускалась, чтобы продолжить работу или их спор? В любом случае нужно проявить терпение.

– Я заберу книги, – тоном деловой женщины произнесла Глори. От недавней непринужденности не осталось и следа.

Она потянулась за книгами, но Слейтер их не отпустил.

– Я не могу позволить им одержать победу, Глори. – Слейтер не знал, почему для него так важно, чтобы Глори его поняла. Но ее мнение сейчас имело для него большое значение, хотя он крайне редко интересовался тем, что о нем думают другие.

– А если потерпите поражение?

Несмотря на то, что Глори говорила спокойно, Слейтер понял, насколько она серьезна.

– Не стоит меня списывать со счетов, Глори. Я был чертовски хорошим агентом.

– Вот именно, что «был». – Глори посмотрела на левую руку Слейтера. – Я видела, как она дрожит, Слейтер. Это говорит о том, что с вами что-то случилось. Что-то, что сильно ранило не только ваше тело, но и душу. – Она внимательно посмотрела на Слейтера. – А что, если шрамы слишком глубоки?

Слейтера раздражало, что Глори наверняка знала то, о чем немногие близкие люди лишь смутно догадывались.

– Вы ничего не знаете обо мне, Глори, поэтому не пытайтесь убедить меня в обратном. – Слейтер закрыл глаза, пытаясь остудить закипающий в груди гнев. А может, за этим гневом прятался страх? Потом Слейтер открыл их снова и сделал шаг по направлению к Глори. Он испытал нечто очень похожее на восхищение, когда девушка осталась на месте и лишь запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Эндрю попросил меня о помощи, но я отказался. Теперь он мертв. Единственное, что я могу для него сделать, – это призвать его убийц к ответу.

В глазах Ребекки вспыхнул огонь.

– Будем честны друг с другом, Слейтер. Вы делаете это не для Эндрю. Вы делаете это для себя.