Давай ограбим банк - Елизавета Бута

Иногда сюда заходили редкие компании студентов и покупали билеты с пятидесятипроцентной скидкой. Они весь сеанс ржали над чем-то своим и тоже никогда ничего не покупали в баре. Потом сюда стал приходить мрачного вида мужчина за шестьдесят. Видимо, только вышел на пенсию и совершенно не представлял, чем заняться. Девушка с вечно заплаканными глазами. Парень в очках и с торчащими в стороны ушами. Милая старушка с аккуратной прической в духе годов эдак 1930-х… Постепенно репертуар изменился окончательно. Как и хотел Бэзил. Классика и артхаус. Предпремьерные показы и автограф-сессии. Сборище самых одиноких в мире людей.

И вот, я стою в углу, перед самым экраном. В мои обязанности входит только продажа билетов. Следить за тем, что происходит в зале, должен официант. Тот лопоухий парень, что очень часто сюда приходил. В какой-то момент у него закончились деньги на кино, и он решил устроиться сюда на работу. Я не оригинальна. Я точно такая же, как и все в этом переполненном баре. Сказала бы, что как тот лопоухий парень, но у него девушка недавно появилась. Собственно, именно поэтому он стал хронически отпрашиваться с работы, а я стала замещать его.

В «Шошанне» три кинобара и общий зал с лаунж-зоной. Все оформлено в соответствии с представлениями Бэзила о старых кинотеатрах. То есть приблизительно так, как обычно показывают гримерки забытых артистов в кинофильмах. Повсюду старые афиши, много тяжелых красных цветов в интерьере, приглушенный свет и зеркала.

Бэзил давно уже не следит за афишей. Поэтому я сама могу решать, какие фильмы ставить. Всем все равно. Посетители будут смотреть абсолютно все. Сейчас без двадцати восемь вечера. Четверг. Все три бара переполнены самыми одинокими в мире людьми. Они тихо сидят, каждый за своим столиком и пьют свой кофе. Я стою в углу, возле входа и экрана одновременно, разглядываю лица людей. Отрешенные. Все взгляды устремлены на экран. Все они пришли сюда в гордом одиночестве и уйдут отсюда точно так же. Они не будут обсуждать увиденное, не будут философски курить в лаунж-зоне, что-то вроде балкона на полуторном этаже. Они не произнесут ни слова. Они платят только за фильм. Им не важно, что на экране. Важно лишь то, что в ближайшие два часа они растворятся в фильме. Это своеобразный вид медитации. Только медитируют обычно, желая получить какие-нибудь ответы на вопросы, ну или еще с какой-то целью. У посетителей «Шошанны» есть только одна цель — исчезнуть. Хотя бы на 120 минут.

— Эй, а ты не Верена Вибек? — спрашивает меня очередной посетитель. Мужчина лет сорока с чересчур ярким загаром. Он минут пять ходил вокруг стойки, вроде как изучал афишу.

— Нет, вы ошиблись, — говорю я, и голос почему-то опять срывается.

— Очень похожа, — говорит мужчина, но уже через секунду его интерес ко мне исчезает. Он покупает билет и проходит в зал. Через минуту к нему уже спешит официант с порцией виски со льдом. Видимо, этот мужчина здесь постоянный гость.

В кинобар идут все новые посетители. Скоро уже все три зала будут забиты под завязку. Все пространство фойе заполняют звуки какой-то расслабляющей музыки. Люди, которые приходят в компании, идут просто выпить и поговорить. Для них оборудованы столики в центральной зоне. Чтобы поддержать атмосферу кинобара, здесь тоже везде плазменные панели, но показывают здесь немое кино, так как люди все равно ничего бы не услышали в общем гуле. Одиночки идут в залы. Их тут довольно много.

Моя смена заканчивается в два часа ночи. Сегодня рабочий день, в основном только постоянные посетители. Бар закрывается в одиннадцать, а дальше остается только ждать, когда последний посетитель досмотрит финальные титры самого длинного фильма. Потом я закрываю тяжелыми ключами двери «Шошанны» и иду домой. Завтра пятница и в клубе напротив намечается концерт какой-то рок-группы. Я завтра не должна работать, но Хелена очень хотела на тот концерт и я вызвалась ее подменить на несколько часов. Бесплатно. Мне, в целом, не важно, где смотреть кино.

Весь следующий день провожу в милом обществе Марко; когда тот отпускает меня, на часах уже около пяти вечера. До начала работы еще часа три. В квартиру идти не хочется, поэтому останавливаюсь возле первой попавшейся остановки трамвая и еду в сторону центра. Направляюсь прямиком на Александерплац.

Когда оказываешься среди людей, страхи уходят. Ты больше не личность, а просто часть огромного сообщества. Сейчас я часть площади, на которой уже начали собираться люди в предвкушении веселого вечера. Я не боюсь всех людей. Только каждого по отдельности.

Я оказываюсь на площади Александерплац, когда город уже плотно окутан вечерней дымкой. Этот район совсем не похож на ту Европу, к которой я привыкла. Никаких романтичных набережных, фахверковых домиков и маленьких кафе. Берлин создан из стекла и бетона. Он весь мерцает и отражается в стеклах бизнес-центров. Здесь, на этой площади, действительно можно почувствовать себя невидимой. Никому до тебя нет дела, и это успокаивает.

— Верена? Можно парочку вопросов? — налетает на меня очередной журналист. Он уже крепко сжимает меня за руку, как вдруг из-за угла выходит какой-то парень. Наверное, у меня на лице написано такое дикое отчаяние, что он на секунду останавливается.

— …Вы правда были соучастницей Микки Нокса? — орет мне в ухо этот верзила. Да, я правда была его соучастницей. И всегда буду. Потому что так называемый «нормальный мир» уничтожил меня. Журналист уже включает камеру на своем телефоне, а парень продолжает с интересом наблюдать за происходящим. И вдруг случайный прохожий делает шаг вперед и встает между мной и журналистом.

— Я тебя везде ищу, — говорит он, приблизившись к нам вплотную. — Пойдем.

— Вы знаете Верену Вибек? — оживляется верзила. На секунду он теряет хватку, и я успеваю высвободить свою руку.

— Какую Верену, это моя подруга, — на очень плохом немецком говорит он и оглядывает меня с головы до ног, — вы обознались.

Журналист явно не ожидал ничего подобного. Он даже отпускает на секунду мою руку. Парень выжидательно смотрит на меня.

— Спасибо, — шепчу я. Он кивает и мы, не сговариваясь, бежим отсюда. Боковым зрением успеваю заметить то, как журналист уже снимает нас на телефон.

Поворот, еще один поворот, несколько перекрестков — и вот мы на одной из тихих улочек. Со всех сторон нас окружают низкие и немного неуклюжие здания, а по аллее растут перекошенные и скрюченные от зимнего холода деревья.

— Спасибо, — повторяю я, пытаясь отдышаться.

— Не за что. Антон Афанасенко, — говорит он и протягивает руку. — Из России, — поясняет он.

— Верена, — киваю я.

— Я знаю, как тебя зовут, — усмехается Антон и идет вперед.

— Он успел тебя сфотографировать, — говорю я, имея в виду того журналиста.

— И что?

— Не боишься, что тебя сейчас начнут все обсуждать? — дрогнувшим голосом спрашиваю я. Соучастница, мошенница и, в конце концов, предательница. Как только меня не называют в интернете.

— Ты знаешь, это последнее, чего стоит бояться, — хмыкает он.