Не небом едины - Виктория Стальная

Ильинского дельное. — Как мне помогут эти твои молочные реки кисельные берега?

— Надо понять мотив Леонида. — отец Марты поднялся и направился к окну, всматриваясь вдаль.

— Леопольда, — схохмил я, за что получил подзатыльник тут же.

— Шутки шутить изволите, Платон? — от воспитательного тона Юрия Георгиевича у меня по телу пробежал холодок. И я почувствовал себя несмышленым, неопытным юнцом, который просит совета у отца, как понравиться его дочери, которая изумительно готовит пирожки с голубикой.

— И какой у вашего зятя может быть мотив? — я тихо заржал, ожидая новую оплеуху, но папа Юра задорно потрепал меня по плечу.

— Очень остроумно, молодой человек, — хитро ухмыльнулся он и добавил строго, — но я повторю свой вопрос. Где ваш с Мартой ребёнок, Платон?

— У меня встречный вопрос, — я сглотнул, — Марта была от меня беременна?

Пришла пора удивляться Ильинскому. Он изогнул посеребренные брови и вцепился в меня ошарашенным взглядом. Папа Юра, видимо, и предположить не мог, что я не знал о беременности Марты. Но не мне же одному открывать рот от изумления и диву дивному дивиться? У нас то Марта не помнит, то я не в курсе, то Леонид что-то задумал невообразимое. Сплошные секретики-семицветики, как сказала бы любимая.

* * *

Я проснулась в слезах, мокрая, хоть выжимай подушку и ночную сорочку. И зачем тётя Маша только заставила меня смотреть в это дурацкое магическое зеркало? В пламени свечи я увидела то, что не хотела…то, что освежило мою память, скрасив один из пробелов, но разбередило сердечные раны и растревожило душу. Я увидела день, когда Платон признался мне в любви. В тот вечер я впервые подумала уйти от Липатова насовсем, застав его в объятьях местной певички.

— Потанцуем? — Платон протянул мне руку. Я поискала глазами Леонида — любезничает с какой-то официанткой, как всегда — непоколебимый кобель.

— У меня ревнивый жених, — усмехнулась я и придала лицу пафосной серьёзности. Помощник отца проследил за моим взглядом и лукаво прищурился, улыбаясь глазами, но промолчал, за что я мысленно его поблагодарила. Мне и папеньки хватало с лихвой с причитаниями про блудливого и шкодливого Леопольда. Бедный котик из советского мультфильма, за столько лет наших поминаний его всуе мультипликационного героя явно замучила икота.

— Один танец, обещаю держать себя в руках, — юноша потянул меня к себе, обнимая за талию, — но не в рамках приличий.

Я зарделась и уткнулась лицом в его плечо, крепкое не по годам. Мы медленно двигались в такт музыки, Нинель, с которой после в закулисье будет предаваться утехам мой будущий-бывший муж, чувственно напевала о любви и навевала на нас с Платоном что-то неведомое мне ранее, волнующее.

Не небом едины увы.

Но необходимы мы

Друг другу с тобой.

Любимый мой.

Мы расстанемся на рассвете.

Годы пройдут и столетья.

И померкнет однажды солнце нашей любви.

Но всему вопреки

Я не забуду образ твой

Никогда.

В памяти вечно своей храня.

Не небом едины одним.

Вместе пока мы любим.

Ведь любовь дана нам свыше небес.

— С рифмой у Нинель не очень, — прошептала я.

— Брось ты, рифма какая-то, — Платон заглянул мне в глаза, ох, этот его завораживающий, пьяный без вина взгляд каре-голубых глаз, — наслаждайся моментом, — горячо выдохнул юноша в мои губы, поглаживая нежно спину под распущенными волосами, и наши тела слились в одно.

— Плутоний, — я провела рукой по его шее, и он вздрогнул.

— Да? — юноша развернул меня к себе спиной, и я почувствовала, как снизу в меня упирается что-то твёрдое, горячее.

Платон уверенно закружил меня в танце, ведя вперёд по залу под бурные аплодисменты отдыхающих, его обжигающая рука опустилась мне на живот, заставляя изогнуться и охнуть от удовольствия.

— Мне сегодня очень хорошо, — сбивчиво сказала я, задыхаясь от наслаждения и устав от танца, — хорошо, с тобой.

— И мне сказочно хорошо с тобой, — Платон опалил меня до мурашек своим дыханием и терпким ароматом с древесными нотками.

Мы трепетно сплелись пальцами рук. Я ощущала, как раскалился мужчина от нашего страстного, почти интимного танца. Я и сама пылала и плыла в незримую долину неги. Тело приятно покалывало. Сердце учащенно и…влюбленно билось, срывая последние хлипкие преграды с запретов, выводя меня за рамки пресловутых приличий.

— А ты уже не тот юнец, которого я знала раньше, — пропела я томно.

— Неужели постарел? — Платон раскрутил меня, ритмично возвращая в свои объятья, и наши раскрасневшиеся лица оказались непозволительно близко друг к другу.

— Возмужал не по годам, — я заливисто рассмеялась, рисуя ладонью узоры на груди мужчины, что виднелась в разрезе белоснежной рубашки.

— Аккуратнее, — Платон сжал мою ладонь, — а то тебя жених заревнует.

Мы оба повернули голову в сторону Леонида, беззаботного щебечущего с какой-то грудастой блондинкой в вульгарном платье, едва скрывающем, отнюдь, не молодое женское тело. Я скривилась, до того стало противно наблюдать, как Лёня предпочитает мне подобных девиц. А Платон будто прочитал мои мысли.

— Да, у Липатова дурной вкус, — остановился он на мгновение, и, почти целуя меня, выдал лихорадочно, — Марта, я люблю тебя. Уходи от него. Будь со мной.

Мы продолжили танцевать с Платоном, музыка сменилась на плавную, мелодичную. Но я никак не могла унять дрожь и отдышаться, и подобрать слова.

— Ты меня любишь? — эмоционально воскликнула я.

— Мне повторить? Ты не расслышала? — обиженно съязвил мужчина, схватив меня жадно за шею, заставляя заглянуть ему в глаза, утонуть в их бездне и раствориться без остатка в сладости его чувств.

— Нет, — промямлила я и прикусила губу, — но я не думала.

— Марта, — взвыл Платон, — не своди меня с ума. Я и так обезумел от любви к тебе.

— Платон, — завела я свою шарманку, — тебе нужна девушка твоего возраста, юная, прелестная. А я стара как мир, вон задыхаюсь после танцев, двигаюсь медленно, и сознание у меня путается, не могу, как ты одновременно танцевать, соображать и говорить.

— Ильинская, — перешёл мужчина на тихий рокот, — сколько можно говорить про нашу разницу в возрасте? Ей Богу я тебя когда-нибудь отлуплю за эти твои слова и сумятицы.

— Какие сумятицы? — я замерла и невинно захлопала глазками, понимая, по поводу чего Платон негодует.

— Марта, не буди лихо, пока оно тихо. Ты старше меня всего на 7 лет. Хватит и из меня мальчишку делать, и из себя старушку корчить. Больно ты прыткая и соблазнительная старушка, коли на то пошло. — мужчина резко крутанул меня и наклонил до пола, уверенно придерживая рукой.

— Ты тоже ничего, — запыхалась я и вцепилась в рубашку Платона.

— Ну спасибо, — возмутился мужчина, ввернув меня рывком к себе, —