Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер

— Ты ведь однажды сам сказал мне, что я смогу жить в палаццо Челано, если что-нибудь произойдет с матерью, — покорно напомнила она ему. — Могу я еще на это рассчитывать?

— Со временем сможешь, но сейчас пока это несколько преждевременно. Ты сможешь остановиться в доме Альвизе, когда приедешь в Венецию на похороны.

Она восприняла его слова как отказ от прежнего обещания, но внезапно поняла, что это, собственно говоря, было ни к чему. Что ей делать в этом огромном дворце без Элены и возможности нормального общения с ней? Но с другой стороны, оставаясь здесь, она обречена вечно слышать голос матери, которая постоянно ее в чем-то упрекала, и теперь общение с нею мертвой грозило оказаться для нее еще тяжелее, чем с живой — Лавиния прекрасно понимала, что ее статус в семье был ничтожным, ей никогда не приходилось встать перед необходимостью принимать какое-то решение самостоятельно, и как поступить теперь, она понятия не имела.

— Тебе остается этот дом вместе со всем, что в нем, — продолжал Филиппо. — Мать еще очень давно говорила мне, что оставит мне в наследство все ее имущество и владения. Такова была ее воля. Но я решил ограничиться тем, что возьму отсюда лишь ее старинные книги. У меня сейчас находятся те, что раньше принадлежали Челано и были на вилле, ими сейчас занимаются — составляют каталог. Теперь мне хотелось бы, чтобы появился каталог такой же и для книг, принадлежавших матери.

Лавиния лишь вздохнула про себя. Вот и здесь ее обошли. Книги — это единственное, что способно было заинтересовать ее здесь. Она всегда питала слабость к красивым, прекрасно иллюстрированным изданиям библиотеки матери, а если теперь они окажутся во дворце у Филиппо, то им так и суждено пылиться на полках — насколько Лавиния помнила, Филиппо ни разу при ней не открыл ни одной книги. Так что им придется там дожидаться прикосновений рук представителей следующих поколений.

Приобретение еще нескольких сотен томов очень устраивало Филиппо, поскольку продлевало работу монахинь и Бьянки — ведь предстояло составить еще один, довольно значительный каталог. Девчонка и понятия не имела, как сильно привлекала его, овладеть ею для него — просто раз плюнуть, если только пожелает этого. Жаль только, что Элена никак не отправлялась в лучший мир, что-то задержалась она на этом свете, но сейчас он и пальцем не пошевелит, чтобы хоть как-то ускорить этот процесс. Все должно идти своим, естественным путем.

Елизавета быстро росла. Казалось, на нее просто не напасешься туфель. Ей купили две пары новых незадолго до появления на свет близнецов, и вот на тебе — и эти понемногу начинали поджимать в пальцах!

— Сегодня нам надо сходить к сапожнику, но чуть попозже, — пообещала Мариэтта девочке. — И у тебя будет пара самых лучших туфель на фестиваль «Реденторе».

«Реденторе» — так назывался один очень крупный фестиваль, когда весь город праздновал годовщину избавления города от чумы, свирепствовавшей здесь три столетия тому назад. Для Мариэтты, Елизаветы, Леонардо, Адрианны и их детей это повод выйти в свет. Было решено, что близнецы останутся на попечении верной няни детей Савони, которая была до смерти испугана происками Челано в отношении Данило, и была готова буквально не отходить от мальчика.

Когда они были у сапожника и тот снимал мерку с ноги Елизаветы, дивясь тому, какие красивые у нее пальцы, Мариэтте неожиданно пришло в голову, что дети, как правило, наследуют не только характеры своих отцов и матерей, но и фигуру. Элена, обладавшая маленькими изящными ступнями и столь же маленькими пальчиками, была не прочь даже полюбоваться на них и при случае похвастаться, какие они у нее симпатичные. Эта мысль о чем-то напомнила Мариэтте, но как раз в этот момент сапожник извлек пачку разноцветных лоскутков кожи, чтобы они могли выбрать цвет для будущих туфель Елизаветы, которая остановила свой выбор на ярко-красном кусочке кожи, забраковав то, что она пожелала вначале — ярко-фиолетовый цвет, годный разве что для какой-нибудь куртизанки.

Из всех фестивальных зрелищ больше всего детей волновало то, как через канал Гвидекка перекинулся своеобразный мост из множества лодок, через который дож Венеции должен был проследовать на предстоящую торжественную литургию в церкви Избавления. Мариэтта вместе с друзьями решила выбраться загодя, чтобы занять места для обзора получше. По пути она бросила взгляд на тюрьму — мысли ее не покидал Доменико, ведь когда-то они с ним участвовали в процессии в один из таких дней. Доменико был тогда в своей ярко-красной мантии сенатора.

— Вон дож идет! — воскликнула Елизавета, подпрыгивая от удовольствия. Звук фанфар возвещал о его приходе. В своем золоченом одеянии и с рогом на голове он представлял великолепное зрелище. На солнце ярко сверкнули драгоценные камни, которыми была вышита его мантия, когда он величественной поступью проследовал под роскошный балдахин. В этот день в Венеции стояла ужасная жара, все утопало в мареве, и хвост длинной процессии тонул во мгле зноя. Все пространство вокруг было заполнено народом, некоторые даже исхитрились пробраться сюда на гондолах и лодках, чтобы иметь возможность наблюдать с усыпанных цветами вод канала. Как только дож ступил на первую из образовавших этот невиданный мост лодку, в толпе раздался мощный возглас восторга, смешавшийся с колокольным звоном. Мариэтта подумала, что Доменико, наверное, заслышав звон колоколов, с грустью представлял себе, какое торжество сейчас здесь.

С того места, где стояли Мариэтта и ее друзья, было прекрасно видно, как восходили на мост и сопровождавшие дожа лица. Все тысяча триста членов Большого Совета стали образовывать пеструю ленту, которая двигалась через канал вслед за дожем, идущим во главе этой необозримой колонны. Филиппо Челано выделялся из всех по причине высокого роста, легко можно было рассмотреть его обезображенное шрамом лицо. Ростом он был с Доменико. По случаю такого торжества должна была присутствовать и Элена, но вряд ли это могло быть сегодня. Внимание Мариэтты привлекла отделанная рубинами пряжка его роскошной туфли, когда он ставил ногу на мост. Подняв взор на его лицо, она невольно вздрогнула, и по ее телу поползли мурашки, когда взгляды их чуть было не встретились — этот человек вызывал у нее самые дурные воспоминания.

Из этих мрачных раздумий Мариэтту вывела Адрианна. Дернув ее за рукав, она зашептала.

— Вон там, смотри! Это Мария Фонди, она была камеристкой у Элены, помнишь, я тебе говорила о ней? Так вот, я виделась уже с ней и сказала, кто ты такая.

Мариэтта тут же обратилась к стоящей неподалеку от них женщине.

— Как удачно, что я вас встретила, синьора Фонди. Мне бы очень хотелось поговорить с вами о синьоре Челано.

Мария, казалось, была несколько смущена.

— Я знаю вас, мне приходилось слышать очень много от моей бывшей хозяйки, она говорила мне, что вы с ней были неразлучными подругами, синьора Торризи, сожалею, но я связана обязательством не предоставлять никому никаких сведений о моей бывшей хозяйке, хоть я больше у нее не служу.